* * *
24 августа великий князь достиг города Коломны. Не доезжая нескольких верст до города, на речке Сиверке при ее впадении в Москву-реку, встретили великого князя воеводы уже собравшихся здесь полков. В городских воротах Димитрия ожидали коломенский епископ Герасим и священники с крестами и иконами. На другой день после заутрени происходил великокняжеский смотр всему войску под Коломной на широком лугу или так называемом Девичьем поле; причем собственно Московская дружина с великокняжеским знаменем стояла в каком-то саду Памфилове. При звуке воинских труб и бубнов Димитрий с Владимиром Храбрым объезжал ряды войска, и сердце его радовалось, смотря на эту многочисленную бодрую рать. Тут он разделил все ополчение на обычные четыре походные полка и каждому назначил предводителей. Главный или Великий полк он оставил под личным своим начальством, в свой полк поместил и удалых князей белозерских. Кроме собственной Московской дружины в этом Главном полку находились местные воеводы, начальствовавшие следующими дружинами: Коломенскою — тысяцкий Николай Васильевич Вельяминов, Владимирскою — князь Роман Прозоровский, Юрьевскою — боярин Тимофей Валуевич, Костромскою — Иван Родионович Квашня, Переяславскою — Андрей Серкизович. Полк Правой руки великий князь поручил двоюродному брату Владимиру Андреевичу серпуховскому и придал ему князей ярославских; под Владимиром воеводами были бояре Данило Белоус и Константин Кононович, князья Федор елецкий, Юрий мещерский и Андрей муромский. Левая рука вверена князю Глебу брянскому, а Передовой полк — двум князьям, Димитрию и Владимиру Всеволодовичам (Друцким?).
Надобно полагать, что здесь великий князь окончательно убедился в измене Олега рязанского, который до сей минуты хитрил и продолжал дружески сноситься с Димитрием. Вероятно, это обстоятельство и побудило сего последнего, вместо того чтобы перейти Оку под Коломной и вступить во внутренние пределы Рязанской земли, уклониться несколько к западу, чтобы их миновать. Может быть, принимая это направление, он также давал время присоединиться к нему тем московским отрядам, которые еще не успели собраться.
На следующее утро после помянутого смотра князья и бояре отстояли обедню в соборном Коломенском храме, благословились у владыки Герасима и выступили в дальнейший поход левым прибрежьем Оки. Достигнув устья реки Лопасни, войско остановилось. Тут присоединился к нему воевода Тимофей Васильевич Вельяминов, он привел тех ратников, которые собрались в Москве уже после выступления великого князя. Димитрий выслушал здесь новые вести о положении своих неприятелей и повелел войску в этом месте перевозиться за Оку. Когда окончилась переправа, он вновь сделал смотр всему ополчению и вновь велел его сосчитать. Летописцы наши, очевидно, преувеличивают число русского войска, говоря, что насчитали более 200000 ратников. Мы будем ближе к истине, если по некоторым соображениям предположим, что их было не менее ста и не более полутораста тысяч. Во всяком случае летописцы совершенно верно замечают, что такой великой рати еще никогда не выставляла Русская земля. А между тем эта рать собрана была далеко не со всей Русской земли, но только во владениях московского великого князя и подручных ему мелких удельных князей Северо-Восточной Руси.
Ни один из областных князей того времени не принял участия в столь славном предприятии, хотя Димитрий всюду посылал гонцов с грамотами. Князья эти или боялись татар, или завидовали Москве и не желали помогать усилению своего соперника. Не говоря уже об Олеге рязанском, великий князь тверской Михаил Александрович также не пришел на помощь московитянам. Даже собственный тесть московского князя Димитрий Константинович нижегородский не только сам не явился, но и совсем не прислал своих дружин зятю. Не явились также смоляне и новгородцы. А черниговцы, киевляне и волынцы в то время находились уже под властию литовскою.
Димитрий Иванович, однако, не смущался безучастием других областей. Он только жалел, что у него мало пешей рати, которая при скором походе не могла всегда поспевать за конницею. Поэтому он оставил у Лопасни помянутого воеводу Тимофея Васильевича Вельяминова, чтобы тот собрал все отставшие или рассыпавшиеся отряды и в порядке привел бы их в Главную рать. По всем признакам воевода успешно исполнил это поручение.
От Лопасни войско двинулось прямо к Верхнему Дону, направляясь вдоль западных рязанских пределов или собственно по древней земле вятичей. Великий князь строго наказал, чтобы ратники на походе не обижали жителей, не грабили и не убивали их. Он, очевидно, избегал всякого повода раздражать против себя рязанцев, чтобы они не вздумали враждебно действовать у него в тылу. И действительно, благодаря разумным распоряжениям вождей весь этот переход совершился довольно скоро и благополучно. Притом и самая погода благоприятствовала походу: хотя осень уже началась, но стояли ясные, теплые дни.
Во время этого похода Димитрий Иванович получил еще неожиданную помощь. К нему приспели с своими дружинами два брата Ольгердовича, Андрей полоцкий, княживший тогда во Пскойе, и Димитрий брянский. Они приходились родными братьями Ягайлу, но только по отцу, а не по матери; после отцовской смерти были им обижены при разделе владений, удалились из Литвы и, будучи православного исповедания, получили в Северо-Восточной Руси некоторые города на правах подручников великого князя московского. К тому же они были свояками Владимиру Андреевичу серпуховскому, женатому на их сестре, дочери Ольгерда литовского. Димитрий обрадовался приходу двух Ольгердовичей в особенности потому, что они славились своею воинскою опытностью, а также могли быть полезны на случай войны с их братом Ягайлом.
Следуя на всем этом походе правилам осторожности и предусмотрительности, великий князь постоянно собирал вести о положении, силах и намерениях своих неприятелей. Между прочим, он отрядил вперед расторопного боярина Семена Мелика с отборной конницей; в ее числе находились московские дворяне Кренин, Тынин, Горский, Чириков, Карп Александрович и другие, известные своим удальством и сметливостью. Им дано поручение ехать под самую татарскую сторожу, наблюдать за неприятелем и сообщать о нем верные сведения. Очевидно, разведочная часть (то, что мы называем рекогносцировкой) — это необходимое условие успеха на войне — составляла особую заботу главного предводителя русской рати и его умных советников.
IV
Военный совет. Приметы
Приблизясь к Дону, Димитрий Иванович остановил полки и расположился на месте, называвшемся Березой, где и подождал отставшую пешую рать. Тут явились к нему дворяне Петр Горский и Карп Александрович, присланные боярином Меликом с добытым языком, т. е. с захваченным в плен татарином, который оказался из свиты самого Мамая. Под угрозой жестокой пытки начали допрашивать его и узнали следующее. Мамай стоит уже на Кузьминой гати, но подвигается вперед медленно, ибо все ожидает Олега рязанского и Ягайла литовского; о близости Димитрия московского он пока не ведает, полагаясь на грамоты Олега, который уверял его, что московский князь не отважится выйти навстречу. Однако можно было полагать, что дня через три Мамай перейдет на левую сторону Дона.
В то же время пришли вести и с другой стороны; Ягайло, шедший с литовским войском на соединение с Мамаем, стоял уже на берегах реки Упы у Одоева. Только об Олеге рязанском не имелось никаких положительных сведений: неизвестно было, что он намеревался предпринять и даже где он тогда находился. Московитяне проклинали его как изменника и предателя Русской земли. Но последнее было не совсем справедливо. Рязанский князь хлопотал главным образом о собственной земле, старался избавить ее от нового нашествия татарских полчищ, а потому изъявлял притворную преданность Мамаю и сносился с Ягайлом. Но в самом деле он под разными предлогами не шел к ним на соединение и не давал ни тому ни другому верных известий о походе московского князя. Вероятно, Олег и сам не знал, к какой стороне окончательно пристать и на что решиться в таких затруднительных обстоятельствах. Но как бы то ни было, по некоторым признакам он именно способствовал тому, что Мамай медлил за Доном, а Ягайло потерял много времени у Одоева.
