6
И вот, однажды в пятницу, незадолго до Рождества, всё и случилось. Мы с Изольдой прошмыгнули на перрон. Дело было ночью.
Возле двери одного багажного вагона, куда грузили чемоданы и коробки, мы нашли крошки пирога. Они просыпались из порвавшейся рождественской посылки. След из крошек вёл с перрона в багажный вагон.
Забежать в вагон меня заставил не только голод, но и любопытство.
Пока Изольда подбирала крошки на улице, я осматривался в вагоне. Здесь были сложены чемоданы и коробки, а у стенки даже стояли несколько пар лыж. Дверь в конце вагона была открыта, через неё можно было заглянуть в соседний. Я проскользнул туда.
В этом вагоне было много отделений, и в каждом из них — по шесть сидячих мест. Как же тепло и уютно тут было. Мне вдруг так захотелось прилечь отдохнуть, прежде чем возвращаться на холод.
Когда я проснулся, вокруг всё тряслось и стучало. Перед собой я увидел человеческие ноги в башмаках. Я осторожно выглянул из-под сиденья — люди сидели и читали газеты. За окном в темноте мелькали огни. Постепенно я понял, что это не сон — я и вправду оказался в поезде, который куда-то едет!
Я, конечно, ужасно испугался, но, немного успокоившись, решил, что поезд рано или поздно наверняка вернётся в Мюнхен. Тогда я ещё не мог знать, что у каждого железнодорожного вагона есть свой «домашний» вокзал — станция приписки. Вагон, в котором оказался я, был приписан к Гамбургу, его прицепили к мюнхенскому составу только на замену другому, сломанному вагону. Обычно же этот вагон ездил по маршруту Гамбург — Кёльн. К счастью, тогда я всего этого не знал, а потому сидел под лавкой, чуть не пища от восторга, и поедал хлебные крошки, которые сыпались с бутербродов пассажиров. Время от времени поезд останавливался, и объявляли станции: Гёттинген, Ганновер, Люнебург, Гамбург.
В Гамбурге вышли последние пассажиры. Теперь я мог спокойно бегать из одного купе в другое. Я нашёл массу изысканных лакомств: шоколадный кекс, кусок бутерброда с сыром и несчётное количество крошек от хлеба и пирогов. В этом вагоне смогли бы наесться три мышиных семьи. И удобных укрытий хватало. Я обустроил себе гнёздышко в обшивке труб отопления.
Всем, кто планирует подобное путешествие, даю совет: зимой ни в коем случае нельзя прижиматься к трубам отопления — можно запросто обжечь шкурку.
Свой уголок я выстелил шарфом из верблюжьей шерсти, забытым кем-то из пассажиров. Через щель в обшивке трубопровода мне было видно окно, а за ним — небо. Так что я всегда знал, какая погода на улице.
7
День за днём, неделю за неделей я катался от Гамбурга до Кёльна и обратно. Когда в купе никого не было, я забирался на подлокотник сиденья и смотрел в окошко: заснеженные поля, покосившиеся домики, горы, реки, мосты; однажды на развилке просёлочных дорог стояли три бидона молока. Всё медленно проплывало мимо.
Вот какими оказались дальние края. До чего же красиво!
Но иногда я грустил, вспоминая о родителях, братьях и сёстрах, и об Изольде. Как чудесно было бы колесить по миру вместе с ними, в тепле и сытости, и никаких тебе кошек. Однако времени для грусти обычно оставалось немного, ведь в вагон садились новые пассажиры. Они задвигали чемоданы под сиденья и поднимали их на верхние полки, а потом у меня перед глазами снова оказывались ноги женщин, мужчин и детей, и снова на пол сыпались крошки хлеба и пирогов.
Вскоре я выучил все станции наизусть и знал, какая остановка будет следующей, ещё до объявления через динамики: Гамбург, Ганновер, Билефельд, Дортмунд, Кёльн. А на следующий день всё в обратном порядке. И я всё ещё надеялся, что однажды мой вагон прицепят к другому локомотиву, который опять привезёт его в Мюнхен. Я уже узнавал кондуктора по цвету брюк и фасону ботинок. Он компостировал билеты пассажиров. В это время я сидел под сиденьем тихо-тихо, как мышка.
Добрых полтора года проездил я по линии Гамбург — Кёльн туда и обратно, и каждый мостик, каждый шлагбаум за окном был мне знаком.
Однажды, когда человеческих ног в поле зрения не осталось, я выполз из-под сиденья и хотел отведать кусочек пирога, что лежал на полу. Как же я испугался, увидев женщину! Она сидела в купе, положив ноги на противоположное сиденье. И тут она меня заметила.
Я подумал: «Сейчас она закричит. Сейчас она позовёт кондуктора». Но дамочка лишь рассмеялась и даже бросила мне несколько крошек. Я сдержанно поклонился и быстренько съел угощение. Затем я отступил под сиденье, но так, чтобы видеть спутницу. Она читала книгу и курила, хотя последнее было запрещено в этом купе. Я же специально нашёл себе купе для некурящих, ведь я, как и все мыши, не переношу табачного дыма.
В Билефельде в купе зашёл мужчина и сел напротив дамы. Он заговорил с ней и спросил, куда она едет.
— В Швейцарию, — ответила она, — в Базель.
«Как здорово, в Швейцарию! — подумал я. — Значит, эта дама едет в мышиный рай». Это же страна мечты!
Так я решил выйти из поезда вместе с дамой и пересесть на другой поезд, который поедет в Швейцарию. На улице уже стемнело, это было мне на руку. Конечно, план был рискованный — выбраться из вагона, пробежать по перрону и забраться в другой поезд.
Но «кто не рискует, тот не выигрывает» — так частенько говаривал дедушка.
Напоследок я вернулся в своё гнездо и попрощался со всеми своими драгоценностями, собранными за это время: ведь я не мог взять с собой ни стеклянный шарик, ни маленькую серебряную серёжку, ни засохшую карликовую розочку.
8
Поезд остановился в Ганновере.
Дама — её звали Верена — вышла из вагона, и мужчина из купе передал ей чемодан. Я уцепился когтями за кожаный ремешок чемодана и таким образом оказался на перроне целым и незамеченным. Затем я отбежал к какой-то станционной постройке и забился в тёмный уголок.
Повсюду стояли люди в ожидании поездов. Вскоре прозвучало объявление: «Внимание! На седьмой путь прибывает скоростной поезд до Базеля. Будьте осторожны у края платформы».
Пришёл поезд — красивый, современный, выкрашенный в жёлтый и коричневый цвета. Заскрипели тормоза, состав остановился. Я собрался с духом и побежал по ярко освещенной платформе, запрыгнул на подножку вагона и взобрался по ступенькам среди огромных движущихся ног. Это было очень опасно, я рисковал жизнью. Но в конце концов я оказался в вагоне целым и невредимым.
