что выделяет последнюю из ряда других наук, в частности естественных, таких, как физика, химия, биология и др. Это своеобразие определяется прежде всего спецификой ее объекта: ведь язык не является природным образованием, подобным многим другим материальным телам и системам, которые существовали до появления человечества и независимо от него. Он возник вместе с человеческим обществом как средство коммуникации. Более того, можно утверждать, что язык явился одним из тех факторов, которые сформировали человека, что
«человек работает, действует, думает, творит, живет, будучи погружен в содержательный (или значимый) мир языка, что язык в указанном его аспекте, по сути говоря, представляет собой питательную среду самого существования человека и что язык уж во всяком случае является непременным участником всех тех психических параметров, из которых складывается сознательное и даже бессознательное поведение человека. Иными словами, язык есть не нечто постороннее по отношению к человеку, что можно изучать лишь как некий „памятник“ эпохи, направления или художественного творчества отдельных людей, а часть самого человека в такой же мере, в какой частью человека является его способность ходить на двух ногах в вертикальном положении, создавать орудия труда, мыслить понятиями и пр.» [16, 19].
Проблема человека и человеческой деятельности стоит в центре марксистской философии. Она имеет много аспектов – психологический, социологический, антропологический, этический, эстетический и др., но какой бы мы ни взяли, глубокое и всестороннее исследование его невозможно без учета фактора языка. К сожалению, его роль в жизни общества, механизмы функционирования и влияния на всю жизнедеятельность человека еще совершенно недостаточно изучены как в философском, так и в лингвистическом планах. Многие вопросы, касающиеся роли языка в формировании и деятельности человека, не только глубоко не исследованы в советской философской литературе, но даже еще не поставлены в явном и ясно осознанном виде. Одна из причин заключается в том, что эмпирическое языкознание, каким оно оставалось до самого последнего времени, не могло во всех случаях предоставить систематизированный и теоретически обоснованный материал для философских обобщений. Пожалуй, единственная проблема, которая традиционно на протяжении веков волновала как философов, так и лингвистов, касается взаимоотношения языка и мышления, но и она весьма далека от своего решения.
Перечисляя те области знания, из которых должна сложиться теория познания и диалектика, В.И. Ленин назвал в числе прочих историю языка [5, 314]. Совершенно очевидно, что решить поставлению Лениным задачу без помощи языковедов и психологов, без опоры на глубокие лингвистические и психолингвистические исследования философы не смогут. Но вместе с тем нужно ясно отдавать себе отчет в том, что одного эмпирического материала, полученного благодаря применению сравнительно-исторического метода, явно недостаточно для обоснованных философских выводов, касающихся формирования и генезиса человеческого мышления. Нужна достаточно общая лингвистическая теория, которая решала бы ряд принципиальных вопросов относительно взаимосвязи языка, речи и мышления и которая давала бы надежную интерпретацию разнообразным фактам языковых различий и языковых изменений.
В этой связи возникает весьма серьезный вопрос о том, в какой мере проблема взаимоотношения языка, речи и мышления входит в компетенцию лингвистической теории, располагает ли лингвистика адекватным понятийным аппаратом и эффективными методами для ее решения. Известно, что некоторые исследователи, работающие в области порождающих грамматик, претендуют если не на окончательное решение данной проблемы, то, по крайней мере, на принципиальную возможность решить ее в рамках разрабатываемых ими концепций. Генеративная лингвистика опирается на ряд гипотез, одна из которых состоит в том, что в основе бесконечных по своему разнообразию поверхностных грамматических структур конкретных языков лежат некоторые общие глубинные структуры, основанные на относительно немногочисленных правилах, имеющих универсальный характер, из которых могут быть выведены многообразные поверхностные структуры конкретных языков. По словам Н. Хомского, автора этой теории, изучение универсальной грамматики есть изучение природы человеческих мыслительных способностей, а абстрактная система правил, составляющая языковую компетенцию, в одинаковой мере определяет и структуру языка, и структуру мысли.
Основная и действительно важнейшая научная проблема, для решения которой создавалась генеративная лингвистика, заключается в объяснении феномена быстрого овладения и творческого использования языка ребенком. Число конкретных предложений, встречающихся в живой человеческой речи, настолько велико, что совершенно непонятно, каким образом ребенку удается в короткое время настолько овладеть языком, что он не только легко понимает множество не слышанных ранее предложений, но и сам высказывает совершенно новые фразы. Предлагаемое генеративной лингвистикой решение проблемы заключается в том, что овладению многообразными поверхностными структурами естественных языков предшествует овладение глубинными структурами, которые в силу их простоты и немногочисленности оказываются несравненно более доступными для усвоения и из которых по некоторым простым правилам и схемам можно получить любые предложения конкретного естественного языка.
Но здесь перед автором генеративной теории встал вопрос (на который, по нашему мнению, ни одна лингвистическая теория ответить не может, ибо он философский по своей природе, хотя решение его неизбежно должно опираться на специальные научные исследования), как возникли лежащие в основе языка универсальные глубинные структуры. С марксистской точки зрения ответ на этот вопрос предполагает исследование реального исторического процесса формирования человека и его деятельности, в ходе которой осознаются и закрепляются в сознании субъект – объектные отношения человека к окружающему миру. Н. Хомский, несомненно, тоже понимает необходимость какой-то философской концепции, на основе которой можно было бы обсуждать поставленный вопрос, но за такую основу он взял не марксизм с его пристальным вниманием к человеку и к социально-производственной деятельности, а картезианский дуализм и априоризм Канта. Языковая компетенция, с такой точки зрения, это априорное знание, интуитивное схватывание немногочисленных правил, лежащих в основе глубинных структур и всей универсальной грамматики; глубинная структура с ее абстрактной организацией языковых форм «дана уму». Тем самым вместо научного анализа и решения поставленного вопроса ответ на него попросту постулируется. Если бы речь шла только о лингвистической теории, в компетенцию которой, как уже говорилось, решение указанного вопроса не входит, то мы не вправе были бы предъявлять ее автору подобных претензий: ведь любая теория опирается, в конечном счете, на ряд постулатов, принимающихся без доказательства. Но создатель генеративной лингвистики претендует на ее философское обоснование и на такое решение философской проблемы, которое, по сути дела, закрывает пути дальнейшего прогресса в этой, области.
Опыт генеративной теории лишний раз свидетельствует о том, что проблема взаимоотношения языка, речи и мышления не может быть решена исключительно средствами и в пределах одной лишь лингвистики. Отвергнув априоризм как тупиковый путь решения проблемы, приходим к необходимости анализа человеческой деятельности как основы всех социально значимых свойств и способностей человека, в том числе и «языковых способностей». Тем самым мы вступаем в сферу интересов и задач
