чтобы лома не было
— Это сделаю, — обещал Чеснок.
— Лука, а ты Пепе сегодня видел? — продолжал совещание Буратино.
— Видел, час назад он сюда заплывал.
— Что он говорит насчёт тары?
— Бутылки будут, но Пепе просит, чтобы ему сделали мостушку на десять метров в море. Иначе, если мы нагрузим баркас у берега, мы его потом не сдвинем, мелко у нас здесь больно.
— Опять деньги, — вздыхал Буратино.
Так в трудах да заботах прошла зима. А в марте, наконец, всё было готово: и уголь, и тара, и ингредиенты. И Пиноккио стал варить водку. Дело это оказалось непростое. И, как во всех начинаниях, выяснялось, что многого не хватает. Не хватало бочек для браги, не хватало этикеток, не было ящиков, их пришлось искать. И главное, не хватало рабочих рук.
В один прекрасный день Рокко заявил, что ему западло мыть бутылки. И тут Буратино понял, что нужны дополнительные рабочие руки. Лука был занят под завязку, братцев ни о чём, кроме переноски угля, просить было нельзя, так как всё остальное они ломали и портили. И Буратино стал подумывать о новых людях. Но всё это было ерундой по сравнению с двадцатью тремя ящиками великолепного напитка. Изрядно повеселевший к концу первого рабочего дня Рокко, блестя глазами, сказал:
— А ничего пойло получилось. Непротивное и в башку шибает.
Буратино в процессе рабочего дня тоже прикладывался к продукту, но был трезв и сказал:
— Будешь дегустатором.
— Я серьёзно, Буратино. Водяра кайфовая, пьётся ужас как легко, молодец.
— Знаю, что пьётся легко, только не я молодец, а Дуремар. Это он систему фильтров разработал.
Всё было прекрасно, только вот продукт вышел не очень дешёвым. Буратино долго сидел с карандашом, счётами и бумагой — считал. И пришёл к неутешительному выводу. Получалось, что одна бутылка изделия стоит почти три сольдо. И огорчения добавил Пепе, сказав, что местные торговцы выложат за такое незаконное изделие не больше четырёх. Всего четыре сольдо за бутылку. И это без учёта транспортных расходов и разнообразных комиссионных. В общем, чистой прибыли одна бутылка приносила 0, 12 сольдо. Этого было очень мало.
Буратино взял бумагу, карандаш, счёты и сел считать дальше. Он сидел и считал целый день. И пришёл к выводу, что сократить себестоимость продукта можно за счёт непрерывного цикла варения водки. Непрерывный цикл варения предусматривал увеличение мощности агрегата и отказ от системы фильтрации. Так он и сделал. И дело пошло.
* * *
Апрель, весна, красота. Любовные настроения так и летают в воздухе. А воздух свежий, морской, навевает романтику. А в голове от него звон и полуобнажённые женские образы. Правда, иногда ветер доносит до Буратино некоторое количество не очень приятных запахов, сопутствующих винокуренному производству. Но наш герой уже давно перестал морщиться, чувствуя их. Он даже говорил по этому поводу своим дружкам:
— Пацаны, не будьте болванами, прекратите гримасничать, это же запах нашего золота.
Так что запах винокурни нисколько не колебал его лирического настроя.
«Интересно, — думал Буратино, — а как там поживает моя кареглазка?» Ему бы, лентяю, посидеть да посчитать затраты угля и сырья на сегодняшний день, а он о бабах мечтает, бездельник. «Где она сейчас? Всё ли с ней в порядке? Не появился ли у неё ухажёр какой-нибудь?». Бутылок не хватает, к вечеру приплывёт Пепе за товаром. Партия ещё не готова, а он девками грезит. «Как бы мне её увидеть? Хотя бы издали посмотреть». О знакомстве с ней, конечно, Буратино мечтал, но объективно глядя на короткие рукава своего пальто и на бриджи, ещё осенью считавшиеся стильными брюками, он откладывал этот волнительный момент на более благоприятный в эстетическом смысле период. «Ладно, вот сейчас пристройку к сараю построю, чтобы брага на улице не стояла, настил до пристани положу, чтобы ящики можно было не таскать, а на тележке возить, а там и собой займусь», — размышлял Буратино.
Глава 3
Пару слов об эстетике
Тут к нему подошёл начальник охраны всего винокуренного комплекса, его закадычный дружок Рокко Колабриа. Сел на песок рядом и, чуть помолчав, заговорил:
— Ты чего кислый такой? О бутылках думаешь?
— Не, не о бутылках, друг Рокко, — отвечал Буратино.
— О пристройке?
— Не-а, — усмехался наш герой.
— А о чём же?
— Да так, — Буратино поправил ставшую не по размеру маленькую шляпу. — Лирика какая-то навалилась, грусть.
— Лирика? — переспросил Чеснок и почесал затылок. — Может, выпьем фильтрованной по сто грамм?
— Не хочу.
— А я выпью.
— Ты что-то последнее время к этому делу пристрастился, — назидательно заметил Пиноккио.
— Да брось, сто грамм в день даже врачи советуют.
— Так сто грамм, а не три раза по сто. Я уже заметил, целыми днями под допингом ходишь.
— Ерунда, могу и вовсе не пить, — отвечал Чеснок. Он немного помолчал и вдруг обрадованно спросил: — Лирика, говоришь, навалилась?
— Ну да.
— Знаю, что нужно.
— Ну, и?
— Чезаре, что из нашего класса, говорит, что проковырял в стене женской бани две дырки. А там прачки моются, шлюхи и другие бабы разные. И даже жена станционного смотрителя. Чезаре говорит, что они с пацанами каждый день ходят смотреть. Может, сходим?
— Ну, давай, — согласился Буратино.
И они пошли. Конечно, с мыслями о кареглазке никакая баня сравниться не могла. Но, тем не менее, баня с голыми женщинами, а уж тем более с женой станционного смотрителя, это интересно.
— Фернандо, следи за дорогой, — отдал последнее приказание Чеснок, и приятели направились к бане.
Там они встретили четверых завсегдатаев банных зрелищ, главным из которых был их одноклассник Чезаре.
— Хорошо, что вы пришли сегодня, — улыбался тот, чувствуя себя радушным хозяином.
— Почему? — поинтересовался Буратино.
— Как почему? — удивился такой неосведомлённости Чезаре. — Сегодня же среда.
— Ну, и что с того? — спросил Рокко.
— Так по средам сюда ходит сама мадам Делино, жена станционного смотрителя.
— И что же в ней такого особенного? — полюбопытствовал Пиноккио.
— Ну, так не простая же баба, — объяснил Чезаре, — она — дама! — это слово в устах одноклассника звучало очень веско. — У неё шляпа есть с перьями и перчатки.
— Это точно, — вставил Рокко, — я её видел. Это не прачка какая-нибудь.
— Красивая? — спросил Пиноккио.
— Ну, не то чтоб уж очень, — произнёс специалист по женской красоте,
— есть, конечно, и покрасившее, но зато барыня настоящая. Она даже сама не моется, её служанка моет и ногти ей на ногах стрижёт.
— Да иди ты?.. — не поверил Чеснок. — Неужто сама не моется?
— Вот тебе крест, — перекрестился Чезаре. — Нипочём сама не намыливается, — и добавил многозначительно: — Во всех местах
