она посмотрела на него.
— О, у нас теперь есть новое юное дарование?
Теперь в глазах принцессы плясали озорные огоньки. Она рассматривала юношу с любопытством и делала для себя какие-то выводы. Рина почувствовал себя неловко под этим взглядом — рядом с ней, с этим прекрасным колдовским видением, было стыдно за свою потрепанную одежду и криво обрезанные волосы.
— Ну, парень молодец, не растерялся — сиганул в воду, а потом заорал во всех ментальных частотах, дал наводку на тварь, а так бы она шастала бы по лесам и невесть сколько народу сожрала бы, прежде чем кто-то забил бы тревогу.
— Вы хоть расспросили его? Может он не стремится остаться в Гнезде.
— Да видно же по нему, что бродяга. Потенциал — огромный, а знаний всё же маловато. Доучить бы да пусть служит Повелителю.
— Девон и Джейа пока не вернулись из Кса-Цаали. Как вернутся — пусть мальчика представят им. Думаю, тогда пусть наставники протестируют его и определят ему учебную программу. А коли захочет уйти — пусть идёт, но сначала пусть расскажет о той твари Девону.
Рина откровенно не понимал, почему Кайе его выгораживал, словно бы юноша сделал что-то значительное, а не панически молился всем богам и духам, прощаясь с жизнью и иррационально надеясь на чудо.
Которое, в принципе, и произошло.
Заслуги Рины в этом, правда, не было — что бы Кайе про то не говорил.
Впрочем, сейчас ему это было на руку — Всадник явно пекся о его дальнейшей судьбе. Слишком давно никому не было дела до его жизни… Так что ощущать подобную заботу было приятно. Хоть и не совсем было ясно, чем она могла оказаться чревата в долгосрочной перспективе.
Однако идея остаться в Ваккеш Ати была соблазнительной. Здесь, во владении Его Императорского под золотыми небесами библиотека. Одна только она была прекрасным поводом назваться верным псом принца и молить о возможность попасть в неё, даже если ему ради этого придется стирать грязное белье адептов и чистить выгребные ямы.
Но признаваться даже самому себе в этом было не очень приятно. Не столь давно он променял всё, что у него было, на свободу и отсутствие у себя господ, и снова возвращаться в положение слуги не хотелось.
Слишком свежи воспоминания о пережитых унижениях.
Будь жив наставник, всё было бы иначе, конечно, он не позволил бы такому произволу случиться, но теперь благородным господам не было дела до единственного ученика и наследника погибшего выполняя свой долг сайши, тем более что тем учеником был недостойный человек, а не высокородный дишен. В общем, Кайе был прав, говоря что Рина — бродяга, да и наставник изредка говорил, что у него неплохие задатки. Правда, было всё-таки не совсем понятно, зачем Всадник преувеличивал.
— Как тебя зовут, юный сайши? — вывел его из размышлений голос обратившейся к нему на общем языке принцессы.
— Рина Цешши, моя госпожа.
Девушка прищурилась. Что, Ваше Высочество, не ждали, что презренный аниа может знать хоть какое-то наречие, кроме собственного?
— Откуда ты, Рина? Какому клану служишь?
— У меня нет ни клана, ни дома, моя госпожа. Я служу только себе.
Отец вряд ли был им доволен, но отец, как и наставник, давно мёртв, и не было смысла лгать и притворяться — своей вымученной свободой Рина гордился, хотя, вероятно, ему суждено-таки её потерять.
Принцесса усмехнулась.
— Ты хорошо говоришь на языке цишен для того, кто им не является.
Ах так?
Благоразумие никогда не было его добродетелью!
— Вы тоже.
Кажется Кайе рядом икнул, явно не ожидавший, что зашуганный бродяга найдёт что ответить.
Мелькавшие на периферии зрения слуги замерли и все обратились в слух, не желая упустить подробности происходящего.
Напряжение и тишина звенели в воздухе.
…Они были разбиты тихим смехом принцессы.
— А ты дерзок, идо Цешши. Ты понравишься Девону. Будь гостем в этом доме.
За неделю жизни в Ваккеш Ати Рина понял, что это место было по-настоящему особенным. Оно казалось островком другого мира, другого уклада, чем-то жившим по собственным законам и правилам, находившееся вне привычных ему рамок. Жители поместья не боялись за своё будущее.
И это было потрясающе.
После двух долгих лет странствий возможность расслабиться и отдохнуть, не беспокоясь о собственной безопасности, о пропитании, о завтрашнем дне в принципе, казалась Рине настоящим подарком небес.
Видимо, есть-таки боги в мирозданье, коли его молитвы оказались услышаны.
Рина, помимо прочего, наблюдал за повседневной жизнью обитателей поместья и делал выводы, подмечая разные детали.
Здесь было много людей.
Шесс'ен к старшему народу относились со снисхождением, считая аниа примитивными, неспособными в большинстве своем к искусству познания аши.
Конечно, в Диорене, например, жило множество разных народов и их полукровок, но это было скорее исключением, нежели правилом, и точно являлось результатом политики Диалори, а не Великих Кланов. В конце концов второй расцвет город получил именно при правлении Королевы Мии, вновь став крупнейшим поселением во всей империи.
Северяне, в принципе, тоже были терпимы к другим народам, пока те не посягали на их культуру и священные традиции, но к светлым народам они относились с подозрительностью и опаской. Цав'ен же, хоть и воевали с А'Ксааном с достойным лучшего применения усердием, были-таки цишен роднее, поклоняясь тем же богам, что и дети золотого неба. Так что обилию тех же цавербийцев в северных городах удивляться не стоило, как и наличию трех независимых городов-колоний цав'ен на границе с Проклятыми Топями.
Но тут, в Ваккеш Ати, обилие народов, говоривших на северном наречии, живших по северному укладу и не испытывавших от этого никакого дискомфорта, поражало.
Принцесса была единственной чистокровной лед'ен, но её личными слугами были пятеро ледани, и еще столько же были Всадниками, и никто не косился на их бледные лица, так выделявшиеся на фоне смуглокожих шесс'ен и загорелых людей.
Были здесь ещё несколько цав'ен и даже трое нет'ен! Эти то вообще почти не покидали собственный мир, за пределами которого им было тяжело жить из-за специфики собственной энергетической системы.
И все слуги и сайши относились к своей госпоже с очевидным и вполне искренним почтением — вот уж чего сложно было ожидать, учитывая многотысячелетнюю историю вражды спящего и драконьего народов. А уж отношение к прямому потомку легендарного Литы и вовсе должно было быть однозначным, но поместье обожало прекрасную супругу своего хозяина, и она отвечала им тем же.
Она с почтительностью относилась к культуре цишен, подчеркнуто разговаривая с ними на их языке, и называя столицу не имперским её
