двор префектуры коктейлями Молотова, на главных улицах города погромщики оказали сопротивление полиции, в результате столкновений несколько человек были ранены – и протестующие, и полицейские.
Юго выключает радио.
– Нет, только не с утра пораньше. Да еще в воскресенье. Ради Бога.
Он предлагает пообедать на свежем воздухе, в том ресторане на берегу, который обожает Лео: это его взбодрит.
Но Лео выходит из своей комнаты только для того, чтобы выпить кофе. Есть он не хочет. Говорит родителям, что у него полно дел, нужно готовиться к экзаменам, а он уже отстает от графика.
И запирается на ключ.
* * *
Анна разогревает остатки вчерашнего ужина.
– Могла бы что-нибудь приготовить, – ворчит Юго. – Не впадать же нам всем в депрессию, потому что у сына разбито сердце.
Анна убирает еду в холодильник, замешивает тесто. Она будет печь пиццу и сообщает об этом Лео, надеясь, что он тоже соблазнится.
Однако сын весь день сидит взаперти. Днем Анна предпринимает еще несколько попыток: уговаривает его подышать свежим воздухом, выйти хоть на несколько минут. Но из-за двери сначала доносится «Я занят», затем «Я отдыхаю».
А потом: «Можно наконец оставить меня в покое?»
И вообще, ему восемнадцать лет, он уже большой мальчик. Если ему что-нибудь понадобится, он с этим сам разберется.
– И он совершенно прав, – флегматично замечает Юго, когда Анна передает ему слова Лео. – Ты слишком с ним носишься. Перестань обращаться с ним как с ребенком.
Часов в семь вечера, убедившись, что родители лежат у бассейна, Лео выходит на кухню и делает себе простой бутерброд – ломтик ветчины, листик салата. Ни к остаткам пиццы, ни к шоколадным конфетам, которые принесли Аликс и Жеро, он не притрагивается. Сметает крошки со столешницы, тщательно моет раковину. И быстро поднимается к себе.
* * *
Несмотря на усталость, засыпает Анна с трудом. Она не хочет, чтобы Юго это заметил: он ненавидит, когда она вертится в постели. И Анна решает принять горячую ванну. Проходя мимо комнаты Лео, она замечает, что у него горит свет. Она колеблется: материнский инстинкт подсказывает, что в этот поздний час Лео откроет ей дверь, она сможет обнять его, успокоить. Он поговорит с ней.
Но тут она вспоминает слова Юго и отметает эту мысль.
Стук в дверь,
Стук в дверь,
Стук в дверь,
СТУК В ДВЕРЬ.
Сначала Анне кажется, что это часть сна. Заснуть было так трудно… А теперь она будто увязла в этом сне. Она хотела бы задержаться в нем – еще хоть немного. Разум сопротивляется вторжению реальности, упирается… Проходит несколько секунд, и вдруг сердце начинает отчаянно колотиться, она охвачена страхом и чувствует: нужно просыпаться! Немедленно! Резко вскочив с постели, она трясет мужа: «Юго, вставай!»
Она слышит какой-то шепот, шаги вокруг дома, звуки проникают сквозь приоткрытые ставни, впускающие ночную прохладу. Она думает, что на них сейчас нападут – такое иногда случается с богатыми людьми на побережье: их связывают, избивают, грабят. Но они не богаты. Они живут в достатке, это точно, но не богаты, нет. Надо предупредить грабителей, что те ошиблись адресом.
Но вдруг в голове проясняется. Она понимает: грабители не станут стучать.
Половина седьмого утра или без пятнадцати семь – сколько точно, она не знает, потому что еще не надела наручные часы. В коридоре слабый утренний свет, она спускается по лестнице, подходит к двери. На ней наброшенный в спешке халат. Пояс завязан кое-как, халат норовит распахнуться на груди. Анна громко спрашивает: «В чем дело?»
Юго у нее за спиной подхватывает: «Что, черт возьми, происходит?»
Стены содрогаются от громкого ответа:
– Откройте, полиция!
Юго и Анна смотрят друг на друга, нахмурившись, пытаются что-либо понять: Юго хорошо знает местных полицейских, и это не их голоса. Страх усиливается – перед происходящим прямо сейчас, перед нависшей угрозой, перед тем, что вот-вот на них хлынет.
Анну осеняет догадка: их пришли эвакуировать, спасать! Однако в глубине души она в это не верит, и когда новый шквал ударов обрушивается на дверь, она открывает – выбора нет.
Внутрь врываются пятеро или шестеро, все в черном, в масках. Звучат приказы: направо, налево, вниз, наверх!
Один останавливается перед Анной и выкрикивает ей в лицо:
– Лео Готье?!
Кровь Анны застывает. В чем бы ни было дело – она что-то упустила, а должна была увидеть, предотвратить, понять. Что-то связанное с сыном. Ее захлестывает чувство собственного бессилия. Растерянный Юго пытается получить объяснения – безрезультатно. Эти в черном уже спускаются по лестнице, тащат испуганного Лео. Он в футболке и в джинсах, на ногах кроссовки, и Анна думает: «Как он так быстро оделся? Как им это удалось?»
Ее сын не сопротивляется. Глаза вытаращены, рот открыт. Но он молчит.
– Что вам от него нужно?! – кричит Анна и хватает одного за рукав. Разве вы не видите, что это ребенок? Ребенок! Не видите, что ошиблись? Вы не можете его забрать! Ему нужно в школу, у него скоро экзамены!
Полицейский отталкивает Анну к стене, держит ее железной хваткой. Халат распахивается, обнажая грудь. Сейчас она даст ему пощечину. Почувствовав это, Юго бросается к жене.
– Все будет хорошо, Анна, пожалуйста, успокойся.
Он поправляет халат и удерживает ее, обхватив за талию.
Полицейский отступает.
– Мадам, речь о тяжком преступлении.
* * *
Эти слова обрывают нить надежды. Анне вдруг становится очень холодно. Тяжело дышать, губы пересыхают. Она вопросительно смотрит на Лео, но тот лишь качает головой. Один из ворвавшихся к ним что-то пишет в блокноте, второй держит рюкзак ее сына, его ноутбук, его телефон. Выходит из дома – наверняка чтобы отнести их в надежное место. Остальные неподвижно стоят вокруг. «Да есть ли у них самих дети?! – возмущается Анна. – Да что они знают о Лео? В чем его обвиняют?» Она уверена, он ни в чем не виноват! Готова своей жизнью поклясться. Конечно, она говорит как мать, но любой из них может только мечтать о таком сыне. Да, возможно, дело серьезное, но гораздо серьезнее то, что они совершают ужасную ошибку. Она угрожает последствиями. Они еще не знают, с кем связались. Они пожалеют, что не стали слушать.
– Уходим, – резко говорит старший.
И они уходят, уводя с собой Лео. Анна и Юго вслед за ними выходят из дома. Неожиданно яркое солнце бьет в глаза.
И тут Анна замечает наручники.
Ее сын в наручниках.
У ворот стоит фургон, двигатель работает.
Поднимаясь в машину, Лео оборачивается.
– Мам, не волнуйся, все будет в порядке.
* * *
Фургон разворачивается и уезжает, слышать рев его мотора невыносимо.
Все это заняло минут двадцать, может быть, тридцать, не больше. Вокруг слышен только стрекот цикад.
Юго и Анна долго стоят рядом на краю дороги. Молча. Становится жарко, и это заставляет их опомниться. Они возвращаются в дом, садятся на кухне за стол.
– Что это за кошмар? Что он мог натворить? – бормочет Юго.
– Ничего он не сделал. Как ты только можешь думать такое? Ты что, сомневаешься в собственном сыне?
Юго сожалеет о сказанном. Он знает, что ступил на заминированную территорию. Его ахиллесова пята: он не чувствует ситуацию и часто говорит не подумав.
– Нужно найти адвоката.
Он листает записную книжку, переполненную номерами телефонов: управляющие спортивными клубами, владельцы ресторанов, художники, врачи всех специальностей, политики, страховые агенты, но ни одного адвоката. Он не верит своим глазам, однако ничего не попишешь: он впервые сталкивается с тем, что сеть его знакомств охватывает не все стороны жизни. Придется обращаться за рекомендациями, а значит, о случившемся станет известно. Все узнают, что Лео забрали в полицию.
– Подожди, – останавливает его Анна. – Сначала я позвоню Аликс.
Она хочет узнать, что известно Тиму. Но Аликс предлагает отправить Тиму сообщение, поскольку он уже ушел на занятия. Ее голос дрожит, она с трудом скрывает волнение. Аликс говорит Анне: «Надеюсь, они не придут за Тимом». После паузы: «Это было бы ужасно». Еще она говорит: «Эти двое
