class="p1">— У меня осталось семьсот рублей, — сказал я.
— Да у меня на карте всё, я тебе завтра отдам, — Андрюха кивнул на куртку в прихожей.
— Да не, ты не понял, — я бросил растаявший пакет на стол и зажмурился, — У меня всего две двести, больше нет. Из них полторы надо отдать твоему родственнику…
— Тогда я никуда не пойду, — упёрся Димарик, — Хотя нет, наоборот, пойду. К мужику вон пойду, всё ему расскажу. Я вам в подельники не нанимался!
— Ладно, отдай этому жмоту тыщу триста, пусть валит. Попросим брата, чтоб по пути с карточки снял. Надеюсь, карточку не отслеживают.
Я достал кошелёк:
— Либо тыща двести, либо две. Две я тебе не отдам, так что держи тыщу двести.
Димарик посомневался, но в итоге взял деньги и поковылял в прихожую.
Осталось семьсот рублей.
— Неправильно вы живёте, парни. Я вот честный человек и прятаться мне не от кого, — сказал он, натягивая на ноги ботинки.
— Ты поучи нас ещё, наркоман. Молчи лучше, вдруг услышат, — Андрюха подошёл к двери и посмотрел в глазок — Он там ещё?
Я отогнул краешек занавески и осмотрел двор. Мужик сидел на лавке, засунув руки в карманы.
— На месте, — я подкрался на цыпочках к двери.
Андрюха посмотрел на Димарика.
— Готов?
— Всегда готов! — громко выпалил Димарик.
Мы дружно зашикали на него.
— Ну, на раз-два-три. Раз… два… Пшёл!
Димарик нырнул в подъезд. Мы тут же захлопнули дверь и закрыли её на нижний замок.
— Так-с, полдела сделано. Надо бы кофе выпить, — Андрюха направился на кухню, — Я ж ночью не ложился, думал, днем высплюсь. Будешь?
Я угукнул. Андрюха включил чайник и сел за стол, покрытый ядовитой клеёнкой.
— Ну вот почему у нас всё так жестоко, а? Нет бы как в Европе — цивильно, с ордером. Я бы сиганул с балкона и ищи меня. Свищи…
— А как нас вывезет твой брат?
— Как? Ну… Можно сказать, что на скорой. Тебе понравится.
Андрюха поднялся с места, достал кружки и полез в холодильник. Его кухня выглядела старой, но уютной. Вспыхивая голубыми искрами, в углу шумела газовая колонка, кряхтел старый чайник, туповатый нож стучал о деревянную доску, отрезая неровные куски розовой колбасы. Сидеть бы так и сидеть: подливать в кружку кипяток, собирать из хлеба, колбасы и российского сыра непритязательные бутерброды, раз в полчаса открывать советскую фарфоровую сахарницу и кидать маленькой ложечкой в кружку песок, но размешивать другой — чтобы потом, после ухода, не оставить внутри сахарницы слипшихся комочков…
В дверь громко постучали.
— Бляха, просил же позвонить сначала, — Андрюха положил нож на стол и пошёл к двери.
Грязно-белый пластмассовый чайник взревел и вырубился.
— Ой. Ой-ё-ёй! Мамочки… — донеслось из коридора.
Я поднялся и вышел к Андрюхе. Друг побледнел, его руки немного дрожали.
— Ты чего?
— Т-там это. Димарик. С лысым в обнимку.
Я отодвинул Андрюху от глазка и прислонился щекой к холодному кожзаму. Рожу лысого наполовину перекрывал полуобморочный Димарик.
— Открывай, сука! — глухо прозвучал злобный голос из-за двери.
— Не-не-не, — еле слышно прошептал Андрюха, — Не открывай, ты чё…
Я кашлянул и как можно спокойнее спросил:
— Вам кого?
Лысый скорчил ещё более злобную гримасу.
— Открывай по-хорошему! Иначе я ему башку разнесу. Ну! — он пихнул чем-то Димарика в спину.
Димарик посмотрел в глазок:
— Откройте, пожалуйста. У него п… Пистолет…
Андрюха осел на пол. Я посмотрел на него сверху вниз и взялся за ручку. Андрюха подскочил обратно:
— Не открывай! Он меня убьёт! И тебя убьёт…
Я решил попытать счастья ещё раз:
— Вы кто? Из милиции?
— Ты ещё спрашиваешь, гнида! А когда дочь мою совращал, не задавался этим вопросом?!
Я онемел.
— Я боевой офицер, я не вызываю ментов! Я всё решаю сам, зуб за зуб! Считаю до трёх!
Андрей тихонько уполз из коридора.
Люди не меняются.
Я повернул ключ и приоткрыл дверь.
Лысый тут же ворвался в коридор и толкнул Димарика в мою сторону:
— В зал, оба!
Мы зашли в комнату и прижались к шкафу. В коридоре щёлкнул замок и звякнула цепь — лысый запер дверь и приблизился к нам. В руке он держал травмат Т12.
— Где он?!
— Где-то здесь… — я растерянно оглядел зал.
Лысый пострелял глазами из угла в угол, никого не увидел и подошёл к приоткрытой балконной двери.
— Только дёрнитесь, гниды. Поняли? Я за дочку всех троих положу!
Мы суетливо закивали. Лысый громыхнул дверью и ворвался на балкон. С улицы потянуло февральской свежестью.
— Сука! С окна ушёл! — Лысый вернулся в комнату, — Весь день его пас, ждал, когда выйдет, хотел колени ему прострелить. И хер оторвать, чтоб детей не трахал!
Лысый подошёл ко мне и приставил пистолет к горлу:
— Ты что тут забыл?! Ну?
— Да я… Да он… — у меня резко пересохло в горле, — Он друг юности. Позвонил, говорит, помоги… Я год его не видел. Слыш, мужик, не глупи. Какая дочь, не я ж её…
Лысый убрал пистолет от горла.
— Какая дочь, говоришь? А ты знаешь, что твой друг детства — педофил, детей совращает, а?! Ей восемнадцать исполнилось только в сентябре, она еще школьница!
Ооох ёпт… Меня трясло от накатившего адреналина. Димарик уже пару минут как сполз по шкафу и лежал без чувств. Лысый навернул два круга по комнате и кивнул в его сторону:
— Что это с ним?
— Плохо ему, болеет он… Ему бы скорую, — я не придумал ничего лучше.
— Покойников в стационар не кладут. Давай, поднимай его и пошли на улицу. Далеко без куртки ваш дружок не убежал. Клоуны, думали, я не пойму, что вы заодно тут трётесь? Я вас ещё у магазина заприметил…
Я одной рукой поднял костлявого Димарика, прижал плечом к шкафу и ударил по щеке. Димарик открыл мутные глаза, медленно моргнул и встал на ватные ноги.
— Живее! — рявкнул лысый.
Я спешно накинул на себя куртку, залез в кроссовки и помог Димарику одеться. Мы вышли на площадку и начали спускаться по лестнице. Лысый шёл последним.
— И не дурите. Я стреляю метко, убежать всё равно не успеете… Телефон обратно убрал, — приказал мне лысый. Я, успев было незаметно вытащить смартфон, сунул его обратно в карман джинс.
Димарик ткнул в кнопку домофона и всем телом налёг на дверь. Мы вышли в потемневший двор. Прямо перед подъездом стояла серая буханка, около которой крутились два мужика. Огромный бугай курил сигарету. Второй, седой и морщинистый, чертыхался и что есть мочи дёргал заднюю дверь. У двери, параллельно борту уазика, лежал грубо сколоченный деревянный гроб.
— Здорово, мужики! Давно стоите? — Лысый подошёл к гробовщикам.
— Да минут десять стоим, — ответил ему бугай и сплюнул в снег. Его лицо показалось мне отдалённо знакомым.
— А чего стоите?
— Дверь сломалась, — бугай кивнул на напарника, — погрузиться не можем никак.
Лысый покосился на гроб.
— Парнишку видели без куртки? С балкона прыгнул.
Бугай хмыкнул.
— А то! Только он не прыгнул, а по решёткам сполз. Туда убежал, — он повернулся и махнул в сторону магазина.
Я тихонько достал телефон, взглянул на экран и расхохотался. Не обращая больше внимания на Лысого, я уселся прямо на гроб и напоказ приложил трубку к уху:
— Хватит с меня, хер лысый! Хочешь — убивай при свидетелях, а я звоню ментам!
Лысый поджал губы:
— Ты дозвонись сначала… до ментов-то…
Он достал руки из карманов и разбежался. Передо мной разорвалась светошумовая граната, голова гулко ударилась о дверь машины. Тонкий комариный свист заполнил окружающее пространство. Сквозь навалившуюся вату пробился удаляющийся голос Лысого:
— Передавай дружку привет! Я его всё равно найду!
5
— Ещё тычь. Сильнее. Раствор старый, не так пробивает…
Я дёрнулся и разлепил глаза.
— Вставай давай, вставай, — Бугай схватил меня под мышки и помог подняться.
Я сплюнул в снег сгусток крови, утёр отёкшей рукой разбитые губы и заметил на запястье крестик, нарисованный чёрной гелевой ручкой. Эх ты, а сколько времени? В двадцать один ноль ноль нужно выйти в скайп, вроде как, предлагали работу… Я прищурился подбитым глазом и нажал на кнопку блокировки:
