с этим бременем, виной и скорбью… но хотя бы буду жить…
Я вытерла слёзы и снова взглянула в зеркало, останавливаясь. Это тело, это лицо, этот голос. Они будут всегда напоминать мне, что я заняла чужое место, отняла чужой шанс на жизнь.
Чувствуя отчаянное желание немного отвлечься, я осмотрелась и подошла к столу. На хлопковой салфетке лежали книги по рукоделию, корзина с мотками пряжи и прямыми спицами. Рядом покоилась подушечка с иглами и булавками самых разных размеров. А чуть дальше, укрытый вязаным кремовым полотном, лежал дневник на замочке.
Я шмыгнула носом, взглянула в окно. Солнце ещё высоко, и судя по нему, до вечера есть несколько часов.
Сев за стол, я удивилась, когда руки сами потянулись под стол и отыскали ключ, прикреплённый к столешнице снизу. Наверное, это мышечная память. Хозяйка этого тела часто так делала, и это дошло до автоматизма.
Маленький ключик идеально подходил к замочку на дневнике. Я несколько поколебалась, но решила, что мне жизненно необходима информация. И открыла дневник.
* * *
Солнце клонилось к закату, когда я дошла до конца записей. Ровные рукописные строчки прерывались, оставляя только чистые кремовые листы.
Заперев дневник и отложив его, я спрятала ключ и погрузилась в размышления.
Жизнь у моей предшественницы была не сахар, и хоть по написанному это было трудно понять, самые яркие и болезненные моменты вспыхивали в моём сознании, как то видение бала. Поэтому я могла прочувствовать каждое такое событие… и душой искренне жалела бедняжку.
Получается, теперь меня зовут Эмилия Сансат. Так представилась в самом начале дневника эта девочка, ведя его в стиле «мой дорогой дневник, сегодня я…»
Этот наивный, детский стиль тронул меня. Всё то, что происходило с девочкой, явно не подходило такому нежному созданию. Она лишилась матери в раннем младенчестве, и её вскормила няня — та самая женщина в чепчике, её звали Лорель. Следом за матерью ушёл отец — без вести пропал, скорее всего, погиб, но его тело так и не было найдено.
Лорель очень любила девочку, но няня — по сути прислуга, и не может противостоять воле того, кто её нанял, а нанял её дядя Эмилии — жестокий и, откровенно говоря, противный мужчина по имени Андор, дядя по маминой линии. Он проявил великодушие и взял племянницу к себе, но позже оказалось, что ему вовсе не хотелось просто пригреть сироту и безвозмездно вырастить несчастную девочку.
Как упомянула Лорель, Эмилия была боевым магом по природе, это был первый поток её магии. В этом мире у каждого человека по два магических потока, первый открывается почти сразу после рождения, а второй — на пятнадцатилетие. Эмилии было уже восемнадцать, но второй поток так и не проявил себя. И она справедливо полагала в своих записях, что дело в кулоне, через который дядя забирал её силы.
Я вспомнила тот разговор с дядей, который увидела одновременно своими глазами взрослой женщины и глазами Эмилии, наполненными детской наивностью.
— Эмилия, тебе уже десять лет, верно?
Эмилия робко кивает, хотя на самом деле ей девять, а десять исполнится только через полгода. Она просто испытывает затаённый страх перед грузной фигурой дяди и его тяжёлыми квадратными кулаками, и не хочет ни поправлять его, ни перечить ему.
— Через некоторое время к нам начнут приходить и свататься к тебе. Ты красивая девочка, — меня пробирает дрожь при этих словах, и Эмилию тоже, но она пытается это скрыть и опускает голову. — И я думаю, что тебе надо сохранить свою утончённость. А боевая магия… она грубая, требует постоянных тренировок… где ты будешь бить и тебя будут бить. Понимаешь?
Эмилия кивает.
— И среди девушек нормально в таком случае отказываться от своей магии. Видишь ли, никакому господину не захочется, чтобы его жена была мускулистой, словно мужчина. Или могла победить его в поединке. Ты понимаешь?
Эмилия прячет дрожащие пальцы за спину. Ей некомфортно и неловко слушать дядю, но она не может произнести ни слова и просто кивает.
Я же чувствую каждый виток манипуляции и проникаюсь отвращением к этому человеку.
Из остальных воспоминаний Эмилии я могу понять, что были и другие девочки с подобной магией, и никто из них не отказывался ни от тренировок, ни, тем более, от своей природы. Наоборот, магиня в семье была гордостью, а боевая магиня даже могла обеспечивать свою семью, пока не выйдет замуж. Он просто лжёт.
— Итак, раз тебе всё понятно, я хочу предложить тебе это, — он достаёт из шкафчика бархатную длинную коробочку, движением руки снимает запирающее заклинание и открывает её. На подушечке лежит кулон с цепочкой, чёрный круглый камень, и от его вида мы с Эмилией вздрагиваем вместе. — С помощью этого артефакта мы остановим развитие твоей грубой магии, и ты сможешь уделить больше времени этикету, танцам, вышивке… и прочим милым женским занятиям. Ты согласна?
Я бы отдала всё, чтобы остановить её. Но бедная девятилетняя девочка думает, что дядя знает лучше, что может быть он прав, что он принял её в семью, и поэтому надо его слушаться, даже если совсем не хочется.
И Эмилия кивает в четвёртый раз и делает шаг ему навстречу.
— Умница, — говорит дядя и надевает ей кулон на шею. Где-то внутри тела, в грудной клетке, образуется тёмная воронка, по венам словно растекается холодная пустота, прямо как в последние мгновения моей прошлой жизни… и я понимаю, что Эмилия теряет магию.
Кулон на шее дяди холодно светится в ответ, и его губы разъезжаются в улыбке.
Вынырнув из воспоминаний, я задумчиво прикоснулась к цепочке на шее. Холодный металл никогда не грелся на коже, наоборот, всегда отнимал тепло. Эта вещица, скорее всего, мешала Эмилии открыть второй поток и делала её очень хрупкой — как физически, так и ментально. Якобы заботясь о ней, дядя по сути её изувечил, но при этом сам становился сильнее, ведь его собственная боевая магия росла благодаря Эмилии.
Более того, Эмилия не сказала ему, что ей было всего лишь девять на тот момент. Возможно, действие кулона не было бы таким разрушительным, если бы она надела его в десять лет, как он и планировал.
Я вздохнула, чувствуя горечь на языке. Как же противно, что некоторым людям ничего не стоит разрушить жизнь ребёнка в угоду своим желаниям! В груди поднялось негодование, на которое прежняя Эмилия не была способна. Но теперь здесь я, и я перехитрю этого мерзкого старого прохиндея!
В дверь постучались, и я спрятала кулон и
