мелком месте; а если на глубоком, то иной и крикнуть не успеет, как скроется под водой.
В ту первую после пожара весну утонул мой сверстник Мишка.
Мать его долго смотрела на воду, потом завыла, замахала руками и кинулась было в реку, но бабы успели ее удержать.
Она боролась с ними, пытаясь вырваться, а ослабев, упала и стала с воем кататься по земле. Нам стало страшно смотреть на нее, и мы спрятались за гумнами.
В тот день на реку мы больше не ходили. Вечером мать, жалостливо глядя на меня, говорила:
- Не ходи, сынок, на Онегу, не толкай бревен? Видишь, Мишка утонул, храни тебя бог?
А потом, чтобы я не горевал о Мишке, мать стала рассказывать мне о речном царе - какой у него на дне реки хрустальный дворец и какие богатства в амбарах и кладовых: хлеба видимо-невидимо, шубы, валенки, рубахи кумачовые и сатиновые, а пряников и конфет полные сундуки, на стол к чаю подают на трех блюдах, и гости едят досыта, запивая сладкими винами.
- А в каком месте стоит дворец? - заинтересовался я.
- Известно дело - посередине реки, на самом глубоком месте, - ответила мать. И добавила: - Там, куда ходим за водой.
На другой день я рассказал ребятам, собравшимся возле одной избы, о речном царе, и решительный Степка сейчас же заторопил идти в гости к речному царю, отведать у него пряников и конфет, которыми лакомится Мишка. Мы не стали раздумывать: сразу же помчались на реку, к тому месту, где бабы берут воду; а там остановились, не зная, как идти дальше - одетыми или надо раздеваться.
Степка говорил, что в гости ходят только одетыми. Андрюшка убеждал, что лучше пойти голыми, а то замочим платье; а мокрых, пожалуй, во дворец не пустят. Мы потолковали и решили одежду нести на руках, чтобы потом, у самого дворца, одеться.
Но только мы вошли все вместе в воду, неся платье в руках, как на середине реки подпрыгнул кто-то черный и по реке пошли широкие круги.
- Ребята, черт играет? - крикнул Степка.
Мы кинулись из воды на берег и стали ждать, что будет делать черт. Круги разошлись, река успокоилась. Видимо, черт притаился - он ведь хитрый!
В это время к реке спускался с ведрами мой дядя, Михаил Егорович.
- Что вы тут, пострелята, делаете? - спросил он.
- Смотрим, как черт играет, - ответил я. - Прыгнул на середине реки, а круги дошли до самого берега.
- То большая рыба прыгнула, а черта в Онеге нет, - сказал Михаил Егорович.
Мы с ним заспорили, что черти в Онеге есть, и рассказали про хрустальный дворец речного царя, к которому собрались в гости.
- Кто это вам такую чепуху набрехал? - спросил Михаил Егорович.
- А вот и не чепуха! - Я запрыгал, радуясь, что поймал его на слове. - Это мне мамка сказала, зона чепуху брехать не будет.
- Ах ты, дурак, дурак! - Михаил Егорович покачал головой. - Морочат бабы детям головы сказками. - И он стал ругаться, затопал на нас ногами: - Марш от реки!
Хотелось побывать в гостях у речного царя, поглядеть, как там Мишка живет, вместе с ним досыта покушать пряников и конфет. Но Михаил Егорович побранил мою мать, и она сказала мне:
- Глупый ты мой несмышленыш! Я тебе сказку говорю, а ты за правду принимаешь.
Я не мог понять, как же это так: говорят про речного царя - какой у него дворец, какое богатство, - а на самом деле речного царя нет. Зачем же говорят, если это неправда?
Мне запретили ходить на реку. Отец пригрозил меня выдрать.
Если на реку ходить нельзя, значит надо идти в лес. Куда же еще?
Говорят, поспела уже земляника. Ее собирают в Новом поле, в Медвежьем, в Поддолгом.
В Новом поле и Медвежьем мы уже бывали, туда неинтересно идти.
Вот бы в Поддолгое сходить!
- Там медведи, - сказал Андрюшка.
Его отец был охотник, и поэтому Андрюшка лучше всех нас знал, где живут медведи.
- Ну и что ж, что медведи? - загорячился Степка. - А мы ляжем на землю, притворимся мертвыми. Медведи понюхают и уйдут.
- А если леший закричит? - спросил Федька.
- Будет тебе леший днем кричать! Он только ночью кричит, а днем спит, - утверждал Степка.
И мы решили идти в Поддолгое - туда далеко, и, значит, ягод там должно быть много.
Путь наш проходил мимо поля, где пахали мужики. Мы кричали им, как взрослые:
- Бог на помощь!
- Спасибо! - благодарили они и спрашивали: - Куда, мужички, путь держите?
- В Поддолгое! - с гордостью отвечали мы.
- Путь долгий! - говорили они.
Наконец вдали затемнела полоса леса, уходившего далеко в обе стороны. Дорога привела нас прямо в лес и запетляла по лесу. Высокие сосны и ели закрыли солнце, стало темно, будто сразу наступил вечер.
Долго петляли мы по лесной дороге, поглядывая на светлую полоску неба, которая, как речка, бежала над лесом.
Заглядишься на нее, и шапка упадет с головы.
Ягод возле дороги не видно было.
- Медведи поели, - сказал Степка.
А сходить с дороги страшно было. С пустыми корзинками мы вышли к ручью. Попили водички из ручья и стали думать, что же нам делать. Хотели уже возвращаться назад, но вдруг вспомнили, что где-то тут недалеко должно быть большое болото, на которое бабы ходят за клюквой.
Мы слыхали, что в этом болоте за ручьем можно увязнуть и утонуть, но клюква сильно соблазняла, и мы отправились на поиски болота.
Чтобы не заблудиться, Андрюшка взял за примету три сосны, возвышавшиеся над лесом, как колокольни над селом. Скоро ноги наши начали увязать в болоте. Одну вытянешь, другая увязнет. Надо было возвращаться, но тут мы увидели красневшую на кочках клюкву, кинулись собирать ее и не заметили, как стемнело.
Вдруг где-то в стороне раздался страшный крик:
- Ого-го-о-о-о!
- Леший! - шепотом проговорил Федька.
- Значит, проснулся уже. Бежим! - сказал Степка.
Мы бросились назад к ручью; остановившись у ручья, вспомнили о соснах, служивших нам приметой, и не нашли их - заблудились.
Опять раздался, и на этот раз уже ближе, страшный крик:
- Ого-го-го-о-о-о!
Испуганно бросившись в сторону, мы услышали лай собак и человеческий голос:
- Стой, черти сопливые!
Из-за деревьев
