древней, особой, чугунной посуды также заставляют собой полки и простую деревенскую скамью, а в углу - иконки и даже свеча горит.
- Садись, Никуш, садись, - суетится бабулька, подталкивая меня к столу.
Садясь на не очень крепкий стул, я одновременно расстегиваю куртку и разматываю тонкий шарф. И продолжаю рассматривать местный антураж.
Тюль не очень свежий. Но на подоконнике - многочисленные горшки с геранью. На столе не тканевая, как раньше, а пластиковая скатерть в крупные яркие цветы. Посередине - стеклянная сахарница с налипшими желтыми кусками да простая пластмассовая салфетница. Столешница кухонного гарнитура заставлена банками и металлическими коробками родом из совка - с надписями “Мука”, “Пшено” и прочим. Раньше им место было в шкафу, за дверцами, но с возрастом, разумеется, пожилой женщине стало все трудней и трудней тянутся за ними, вот и выставила всё наружу.
Вижу старую деревянную хлебницу ручной работы. Возможно, ее еще мой дед делал. И неизменный чайный гриб в большой банке. Классика, блин, жанра!
Глянцевые обои под плитку кое-где отклеились. Но на стене, как и раньше, большие часы с кукушкой и картина барского богатого стола с запеченным поросенком в центре внимания. Страшная безвкусица, но без пыли. Любит бабаба Шура почему-то эту картину, только ума не приложу - за что.
Баба Шура суетливо копошится. Ставит на плиту чайник, достает посуду и пиалы с вареньем и медом. И добавляет на стол стеклянный графин не то с ликером, не то с наливкой. Но я склоняюсь все-таки ко второму варианту.
Быстрее, чем я успеваю отговорить старушку, та накрывает на стол. Вареная картошка, сало, лук, соленые огурцы и даже запеченую тыквенную кашу, щедро сдобренную маслом. Мое сопротивление безнадежно смято неожиданно сильным и упрямым голосом старушки, и я послушно принимаюсь за еду, слушая ее бурчание.
Совершенно не злобливое и не обиженное.
Баба Шура даже с какой-то радостью рассказывает о жизни в Юрьево. Ну, и о деде тоже, которого она поддерживала и за которым ухаживала, когда инсульт парализовал руку и часть торса. О чем он мне, разумеется, не сообщил, упрямый и гордый старик. Вопросы, кстати, баба Шура почему-то не задает.
А когда меня начинает клонить в сон (сказался долгий и не совсем комфортный путь сюда), она отправляет меня в ванную, достает чистые полотенца и стелит в маленькой комнатушке, бывшей, как я помню, когда-то детской, а сейчас просто заставленной коробками и очередным хламом.
Но меня все устраивает. И я быстро и легко засыпаю.
4. Вероника
Оказавшись на следующее утро в дедовом доме, первое, что захотелось сделать - это взвыть. Но не волком, а такой несчастной полудохлой собачонкой. Потому что это было страшно!
Я как будто наяву оказалась в своей очередном кошмаре.
Нет, разграблен домишко деда не было - соседи, та же баба Шура, постарались, присматривая за добром.
Но здесь… было грязно. Заброшено. И очень-очень пусто.
И вновь острый укол вины распорол меня снизу доверху. Это я виновата, только я. Поступила не лучше отца, который давно уехал с новой женой в Германию. Он с моей мамой развелся, когда их старший сын, мой родной брат, разбился на мотоцикле, великовозрастный придурок. Новая жена была моложе его почти на двадцать лет, и отец, разумеется, расцвел подле нее. Но после свадьбы наше общение сошло на нет и ограничивалось теперь 3-4 звонками в год, что меня вполне устраивало. Знаю, что он пересылал деду деньги. Оплачивал ремонт дома - потому-то он до сих пор и не сгнил и не рухнул. Вот, даже черепица на крыше новая. И окна стоят пластиковые и двери добротные, современные. На полу, если приглядется, не древний деревянный настил, а качественный паркет. Печка в хорошем состоянии. Холодильник и плита относительно новые.
Но все равно… Как же я виновата! Я, не отец! Я виновата перед дедом! И пускай он до последнего держался молодцом, рядом с ним должна была быть не баба Шура, а более родной и близкий человек. Внучка, которую он любил и уважал несмотря на все ее стремные и ненормальные закидоны.
И что мне теперь делать со своим наследством? Продать дом? Да кто его купит?
И сама я здесь оставаться не собираюсь! В этом клоповнике? В Юрьево? Да чем я буду здесь заниматься? Коров доить? Ходить за лошадьми этого… как его там… барина, что обосновался здесь лет пятнадцать назад?
Ну конечно! Где я - рекламный дизайнер - и конюшня? Сплошное ха-ха!
Но отпуск Андрей Викторович мне дал. А значит, сиднем сидеть не стоит. Приведу дом деда в порядок, приглашу риелторов, выставлю на продажу. Иногда люди переезжают и в такие укромные поселки. За чистым воздухом. За дешевым жильем, опять же. Много я, конечно, не выручу за дом с участком. Максимум, 300 тысяч. Но мне ведь не деньги нужны вовсе. Просто не хочу, чтобы дом окончательно сгнил и пропал. Пусть живут здесь люди. А я уж постараюсь привести его в порядок.
Бросив свои пожитки прямо в коридоре, я медленно обхожу каждый уголок дедова жилища. Каждая вещь, каждая трещинка и деталь о чем-нибудь да напоминает. Дом у деда довольно большой - на три комнаты и просторную кухню. Имеется еще подсобка, подвал, чердак и пристройка - недоверанда. Все зеркала - занавешены простынями. Два дивана, кресла и кровати - тоже. На подоконниках - горшки с полусдохшей растительностью.
И очень-очень много книг за стеклянными дверцами шкафа. Дед, хоть и деревенский мужик, всегда читал много, сына и меня, свою внучку, заставлял. Особую ностальгию навел невероятно древний и раритетный граммофон. Когда-то, кстати, работающий.
Электричество, как и вода, между прочим, есть. Не успели отключить за неуплату. Только котелок выключен. Я быстро разбираюсь с данным техническом вопросом, так как планирую хорошенько поработать, пока я здесь. А мыть полы и стекла холодной водой, да и ночевать в сыром и холодном доме - то еще удовольствие.
Очень напрягает затхлый и застоявшийся воздух. Поэтому, переодевшись в поношенные спортивки и накинув старую куртку, натянув рабочие перчатки, с легкостью найденные в коридорной тумбочке, я вооружаюсь гвоздодером (из той же тумбочки), принимаюсь за работу.
По началу дело с непривычки идет туго. Да и гвозди свежие, добротно забитые в доски, поэтому очень быстро я устаю. Очень хочется курить, но я сдерживаю этот порыв и после небольшого перерыва я продолжаю. Дергаю гвоздь за гвоздем, а доски складываю в аккуратную стопочку. Освобождаю окна
