лет с этим жил.
Мы так сидели, и я чувствовал, что скоро захочу. Я скоро захочу в туалет, и с этим ничего не поделать. Все вечера с вином неизбежно заканчивались в жизни и, как оказалось, после жизни тоже.
— Ну как, еще выдержишь?
— Нет, уже хочу.
— Давай по одной покурим.
Но скурили еще по несколько, далеко не по одной, прежде чем пошли. Возле выхода стояли два парня, и один из них уже почти зашел, но все же не решился.
— Ты, — говорю ему, — пива бы выпил побольше, уже бы там давно был.
Он взглянул на меня. Я хотел его в шутку толкнуть, но он отскочил, и они с его другом отошли.
— Зачем ты так, — сказала она, — пугаешь человека? Непросто ему.
— Ладно, готова?
— Готова. Вернее, уже не могу терпеть.
— Возьмемся за руки?
Мы взялись за руки. Впервые прикоснулся к ней.
— Я очень рад, что познакомился с тобой… Соня, — сказал я почти торжественно. Я чувствовал себя женихом на свадьбе.
— Хватит, пошли. Я сейчас уже того.
Я шагнул вперед, сделал несколько шагов, с удивлением повернулся к ней:
— У тебя тоже все на месте?
— Не знаю, вроде да, — она потрогала свою голову, прощупала ее руками. — Кроме одного уха.
И тут я начал падать. Я как будто проваливался сквозь землю. Она сделала испуганное лицо, быстро протянула руки к моей голове и за голову начала поднимать меня.
— Что это со мной?
Она в ответ наклонила меня — у меня не было рук, ног, тела. Ничего, кроме головы. Я стал колобком. Я сказал:
— Блять! А ведь уже тогда чувствовал, что поступок нехороший. Этот драный зайчик. Я был злой, понимаешь, мне казалось, что это будет остроумно. Чертов заяц!
Она бережно держала меня на руках, лицом повернув к своему лицу:
— Ну, ничего страшного. Не все так страшно.
— Ты и такого будешь меня любить?
— Посмотрим.
— Жаль только, мы будем лишены некоторых удовольствий.
— Это точно. Во всяком случае ты.
— А может, это временно? Может, тело регенерируется, как у червей? А?
— Может, и так.
Соня несла меня на руках в рай. В жизни никто не носил меня на руках, и я подумал, что это все не так уж и плохо. Калеки в вечность, но можно бы было сидеть там, мочиться в штаны и бояться, зато с руками и ногами, с задницей, со всем, что нужно. Бояться и мочиться в штаны.
— Где здесь туалет? Ты подождешь меня? — спросила она.
— Подожду, — ответил я, — конечно, подожду.
Перед концом света
Нам по четырнадцать лет. Пришли с Пашей на речку в наше специальное место. В хорошее место. Как раз чуть выше постройки, откуда выходили в воду трубы с зелено-бордовым калом. Так что вся гадость текла вниз по течению, а мы купались в почти чистой воде. Паша уселся на большой камень.
— Холодновато, чтобы купаться, — говорит.
— Нужно искупаться. Я еще ни разу не купался перед концом света.
— Ты что, правда веришь в эту хреновину?
— Не знаю. Хочу, чтобы это была правда. Если мы на самом деле попадем на конец света, это же будет интересно.
Я разделся и начал заходить в воду. Солнца не было, тучи, лето заканчивалось. Но было что-то волшебное в воздухе. Я повторял про себя: конец света, конец света, конец света. Внутри меня радостно щекотало. Я медленно-медленно заходил в воду. Паша же посидел на камне, потом разделся и сразу зашел по шею. Он толстый, а я худой был, как глист, поэтому, наверное, и мерз.
— Жень, так если конец света, так все — черным-черно. И ничего.
— Ну, насчет черноты сомневаюсь. Чернота ведь — это цвет.
— Значит, не чернота, не знаю. Как в космосе, пусто.
— В задницу космос. А я вообще не верю, что ничего не будет после конца света. Мне кажется, мы будем жить совсем иначе. И мне интересно. Просто я вот не могу себе представить, что бы ничего не было. Как это? Объясни мне.
— Не умничай, — Паша начал брызгаться, и мне пришлось погрузиться. — Ну, что? Как? Особенно купаться перед концом мира?
— Да.
И тут я увидел мужика в трусах и рубашке на берегу. Он валялся метрах в пятнадцати от нашей одежды, странно, что до этого мы его не заметили.
— Паш, глянь, там мужик, либо бухой, либо мертвый.
— Где?
— Да вон.
— А. Пошли, посмотрим.
— Сейчас, искупаемся, а то я уже настроился. А то заново заходить в реку.
Потом мы вылезли из воды, вытерлись, оделись. Отсюда мужика видно не было. Нас разделяли кусты. Мы обошли их: мужик лежал на спине, одетый в рубашку и трусы. Рубашка в крупную клетку и с огромным кровавым пятном на груди и животе. Рядом лежал пакет с изображением красных яблок.
— Не воняет, — говорю, чтобы что-то сказать.
Паша скорчился от этой мысли:
— Ему еще рановато вонять.
— Посмотри, как некрасиво смотрятся рыжие усы на синем лице.
— Если соберешься сдохнуть, — ответил Паша, — не отращивай себе рыжие усы.
— Так я уже не успею, сегодня ведь конец света. Они так сразу не вырастут.
— Значит, сегодня прогоняем всех людей с рыжими усами. Встречаем без них. А то они будут некрасивые после смерти.
Мы пошли к вышке, развивая эту тему и смеясь. Там, наверху, стоял тип, может быть, дежурный по отливу какашек в воду. Я крикнул ему:
— Там трупак валяется, посмотрите!
— Я знаю! Сейчас приедет милиция! У него кошелек в пакете, вы не трогали?!
Паша удивленно, оскорбившись даже, крикнул:
— Да ну на хрен! Он же в дерьмовой крови!
— Ладно, идите!
Мы и так шли.
— Взять деньги у него? У этого тела?
— Да, у такого синего с рыжими усами уродца. Какая безвкусица, — усмехнулся я.
— Ага, — тут Паша немного развеселился. — Вот если бы он был без усов. Или хотя бы у него были бы черные усы. Тогда бы взял кошелек.
По дороге мы встретили троих пацанчиков, класса из пятого нашей школы. Один спросил:
— Вы видели мертвяка?
— Да,
