этаже огромного здания, в котором располагались его магазины. Уинн смотрел сквозь стены офисов, как будто их не существовало, вглядывался в эти далеко простирающиеся заводские подразделения.
Он увидел длинные ряды измождённых, бледнолицых девушек и женщин, склонившихся над машинами, работающих, как множество автоматов, не поднимая глаз. Он видел запыхавшихся молодых парней, которые с трудом тащили тележки с одеждой, тканями и мехами по плохо освещённым и не проветриваемым коридорам и комнатам.
Уинн избежал рукопожатия с этим «обвинителем» коррупции и выбежал на улицу. Он почувствовал отвращение. Он шёл по улице, на время забыв о своей работе, и обнаружил, что проходит мимо любопытного строения.
Его стены были прозрачны для его глаз, как, конечно, и стены всех других зданий в поле зрения. Но его интерьер, казалось, был разделён на множество очень маленьких комнат.
Почти во всех комнатах, насколько он видел, в глубине здания толпились люди. Некоторые из мужчин лежали в оцепенении. Другие с тоской вглядывались в улицы.
Ужасы города на виду
Это была тюрьма. Уинн видел охранников в коридорах между камерами, униженный характер обитателей, вездесущую грязь так ясно, как будто между ними не было стен и решёток.
Он много раз прежде проходил мимо величественного здания из серого камня, но никогда до сих пор не видел сквозь каменный фасад мерзость и нищету внутри. Он поспешно пошёл дальше.
Но следующее здание было ещё хуже. Это была большая больница. В прошлом он тоже много раз проходил мимо этого здания и восхищался опрятностью большого кирпичного здания с его сверкающими солнечными комнатами и другими помещениями, из которых открывались широкие окна из блестящего стекла.
Но теперь глаза Дэвида Уинна не видели ни аккуратных кирпичных стен, ни блестящего стекла. Он заглянул сквозь кирпич, штукатурку и металл внутрь здания. Он увидел длинные ряды матрасов, лежащих на кроватях, которых он не мог видеть; их были сотни.
На них лежали мужчины, женщины и дети. Некоторые лихорадочно метались в тисках страшных болезней. Другие кричали в агонии боли. Он мог видеть мужчин, чьи конечности представляли собой лишь забинтованные культи, мог видеть детей, лежащих в гипсе.
Он посмотрел вверх, через страдальцев на койках, на операционные, мельком увидел вспышку стальных инструментов, внезапно покрасневших. Он видел, как простыню натягивают на лица внезапно притихших фигур, видел, как из машин скорой помощи, стоявших сзади, поспешно доставляют новых пострадавших. Больной и потрясённый, Дэвид Уинн, спотыкаясь, поплёлся дальше.
Он быстро миновал прилегающую больницу для душевнобольных, отвернувшись от здания, сквозь прозрачные стены которого он мог видеть мужчин и женщин, рвущих прутья своих камер и самих себя, или сидящих и пускающих слюни, уставившись в пустоту. Он отводил глаза, пока не завернул за угол.
Когда он шёл по этой улице гротескное зрелище города гудело и роилось в лучах тёплого послеполуденного солнца.
Теперь он не понимал, куда идёт, едва ли он отдавал себе отчёт в странности зрелища, представшего его глазам на улице. В его душе разрастался ужас, который он не мог побороть.
* * *
Незаметно Уинн добрался до района трущоб, через который частенько проезжал. Но он видел это не так, как это представлялось глазам других людей на улице, — узкую улочку, застроенную грязными кирпичными домами с фасадами, шумную от детей, играющих на истёртых булыжниках, Он видел то, что скрывалось за грязными фасадами зданий.
Сквозь прозрачные для него стены, глаза Дэвида Уинна видели невообразимую грязь и убожество. Он видел большие семьи, набившиеся в одну комнату, с потрёпанными матрасами, сваленными в углу, на которых они спали ночью. Он видел детей, роющихся в мусоре и триумфально возвращающихся домой с найденными объедками.
В этих кроличьих норах грязи и тьмы его сверхпроницаемое зрение улавливало все виды преступлений. Он видел мужчин и женщин, опьяневших от ядовитого напитка, а другие были бледны и вялы от наркотиков, которые они принимали на его глазах.
Уинн пытался сказать себе, что так было всегда и только его зрение вскрыло эти пороки, но это было бесполезно. Куда бы он не шёл, куда бы ни обращался его взгляд, он заглядывал сквозь стены в новое гнездо боли, мерзости или разврата, скрытое от дневного света.
Он был в отчаянии до глубины души. Зачем, воскликнул он про себя, неужели он когда-нибудь был настолько безумен, что позволил изменить свои глаза? Почему он раньше не понимал, что это будет означать? Все несчастья, проступки и ужасы жизни, которые были скрыты от других людей стенами, всегда будут смотреть ему в лицо. Он всегда будет видеть их глазами, которые проникают сквозь все преграды.
Если бы его глаза можно было вернуть в прежнее состояние, если бы этот процесс можно было отменить — но нет, это невозможно. Доктор Гомер предупреждал его об этом. Он всегда будет таким, всегда будет распознавать сквозь любую маскировку ужас, скрытый от всех остальных.
— Боже, храни нас слепыми! — тихо произнёс он.
Но если бы он мог сбежать с Мартой!
Сердце Дэвида Уинна подпрыгнуло от внезапного проблеска надежды. В сельской местности было бы меньше стен, меньше скрытых пороков.
Они могли бы пожениться и переехать туда жить, только он и Марта вместе. Марта любила его и поняла бы всё. И он, немного подумав об этом, направился к ней.
Дэвид Уинн лихорадочно брёл на север, пока не подошёл к дому, где она жила. Он взбежал по невидимой лестнице и промчался по коридору. Его рука была поднята, чтобы постучать в дверь Марты Рэй, но он остановился, посмотрев сквозь прозрачную стену и увидел Марту с матерью.
Они разговаривали, и он видел их лица. Дэвид Уинн читал по их губам так же ясно, как если бы слышал их речь.
— Он сказал, что если его планы осуществятся, то мы довольно скоро сможем пожениться, — сказала Марта.
Мать фыркнула.
— Я не знаю, зачем он тебе сдался. У Дэвида Уинна ничего нет и никогда ничего не будет.
— Ой, не начинай это снова, мама, — устало произнесла Марта Рэй. — Я и сама знаю, что Дэвид немногого стоит.
— Тогда зачем ты собираешься выйти за него замуж? — спросила её мать.
— Потому что Дэвид — это лучшее, что я могу получить. Мне же надо за кого-то выйти замуж, не так ли? — недовольно ответила девушка.
Дэвид Уинн несколько мгновений совершенно неподвижно стоял за дверью. Затем он повернулся и с бледным лицом тихо спустился по лестнице.
* * *
Сержант полиции в тот вечер что-то объяснял доктору Гомеру,
