— Герберт Джон Вествик, первый барон Монтберри из королевского графства Монтберри в Ирландии. Пожалован званием пэра за военные подвиги в Индии. Родился в 1812 году. Доктор, заметьте, ему теперь сорок восемь лет. Не женат. Женится на будущей неделе, доктор, на восхитительном создании, о котором мы только что говорили. Наследник титула, второй брат его сиятельства Стивен-Роберт женат на Элле, младшей дочери Сайласа Мордена, реннигетского ректора, имеет трех дочерей. Младшие братья его сиятельства, Фрэнсис и Генри, — не женаты. Сестры его сиятельства: леди Барвилль — замужем за сэром Теодором Барвиллем, баронетом, — и Анна — вдова покойного Питера Норбери, эсквайра, владельца Норбери-Кросса. Запомните хорошенько родню его сиятельства, доктор. Три брата: Стивен-Роберт, Фрэнсис и Генри; две сестры: леди Барвилль и миссис Норбери. Никто из этих членов семьи не будет присутствовать на свадьбе, и каждый из пятерых употребит все силы, чтобы помешать этому браку, если только графиня предоставит им хоть малейшую возможность. Прибавьте к враждебным членам семьи еще одну оскорбленную родственницу, не упомянутую в «Книге пэров», молодую девицу…
Возгласы протеста, раздавшиеся из разных углов комнаты, остановили шутников.
— Не упоминайте имени бедной девушки!..
— Тут глумиться не стоит!..
— Она поступила благородно…
— У Монтберри есть только одно извинение, нет — два: он либо сумасшедший, либо дурак!
Шквал возражений умерил пыл молодых людей, избавив доктора от их опеки, становившейся докучной. Поговорив с соседом, доктор выяснил, что особа, о которой зашла речь, уже известна ему из исповеди графини — эта та самая девушка, от которой отказался лорд Монтберри. Ее звали Агнесса Локвуд. Говорили, что она затмевает графиню личной привлекательностью и моложе ее несколькими годами. Даже приняв к сведению все сумасбродства и глупости, которые мужчины совершают ежедневно во имя женщин, следует признать, что и на их фоне выходка лорда Монтберри выглядит неприличной. С этим мнением согласились все присутствующие, даже адвокат. Мужчины словно переродились. Никто и не упоминал о сплошь и рядом встречающихся в жизни случаях, когда половой магнетизм делает неодолимо притягательными женщин, отнюдь не претендующих на роли красавиц. Громче всех корили лорда те, в чью сторону графиня, при всей своей непривлекательности, даже бы и не взглянула.
Обсуждение предстоящего брака продолжалось, когда в курительную комнату вошел новый посетитель. При его появлении в помещении воцарилась мертвая тишина. Ближайший сосед доктора Уайброу шепнул ему:
— Брат лорда Монтберри — Генри Вествик!
Вошедший печально улыбнулся.
— Здесь, видимо, говорили о моем брате, — произнес он. — Не обращайте на меня внимания. Никто из присутствующих не может презирать его так искренне, как я. Продолжайте, господа, продолжайте!
Только один человек последовал приглашению говорившего. Им оказался адвокат, уже защищавший графиню.
— Может быть, мое мнение покажется кому-то спорным, — сказал он, — но я не стыжусь повторить его при ком бы то ни было. Я нахожу, что с графиней Нароной поступают несправедливо. Почему бы ей не стать женою лорда Монтберри? Кто может утверждать, что к браку с ним ее побуждает корысть?
Брат лорда круто повернулся к нему.
— Я утверждаю! — резко ответил он.
Такой ответ мог бы поколебать многих. Однако адвокат не смутился.
— Мне кажется, — возразил он, — я не ошибусь, если замечу, что дохода его сиятельства лорда Монтберри достаточно едва лишь для поддержания его звания. Замечу также, что доход этот идет весь с поземельной собственности в Ирландии, где каждая десятина закреплена за прямыми наследниками.
Брат лорда сделал знак, что не собирается оспаривать этих утверждений.
— Если его сиятельство умрет, — продолжал адвокат, — мне известно, что он может обеспечить свою вдову только доходом с принадлежащего лично ему имения, который не превышает четырехсот фунтов в год. Пенсия лорда, пособия и привилегии прекращаются, как известно, с его смертью. Следовательно, графине достанется, если она овдовеет, только четыреста фунтов в год.
— Нет, не только! — последовал ответ. — Мой брат застраховал свою жизнь в пользу графини на сумму десять тысяч фунтов.
Сообщение произвело сильное впечатление. Все переглядывались, повторяя: «Десять тысяч! Десять тысяч фунтов!»— и пожимали плечами. Поставленный в тупик адвокат сделал последнюю попытку отстоять свою точку зрения.
— Могу я спросить, кто поставил это условием брачного контракта? Надеюсь, не сама графиня?
— Брат графини, — ответил Генри Вествик, — а это одно и то же.
Говорить на эту тему было нечего. По крайней мере, в присутствии брата лорда Монтберри. Разговор перешел на другие предметы, и доктор уехал домой.
Но его болезненное любопытство к этой истории не утихало. В свободную минутку доктор задумывался, сумеют ли родственники лорда Монтберри расстроить свадьбу. Мало того, он стал чувствовать все возрастающее желание увидеть этого одурманенного любовью человека.
Каждый день доктор бывал в клубе, надеясь разузнать что-нибудь новенькое. Клубные сплетни подтверждали прежнее положение вещей. Будущее графини обеспечено, намерение Монтберри сделаться ее мужем неколебимо. Оба католики, они назначили для венчания капеллу на Испанской площади.
В день свадьбы, после слабой внутренней борьбы, доктор поддался искушению и, отменив прием, отправился на свадьбу. До конца своей жизни доктор впоследствии сердился на всякого, кто смел напомнить о его сумасбродном поступке.
Свадьба проходила чрезвычайно тихо. У дверей церкви стояла только одна карета, да и в церкви было не много народу, основную часть которого составляли люди низшего слоя общества и старухи. Кое-где порой мелькали лица членов клуба, видимо, привлеченных сюда тем же любопытством, что и доктор. Четыре человека стояли перед алтарем: жених, невеста и два свидетеля. Одним из свидетелей была пожилая женщина, казавшаяся компаньонкой или горничной графини, другим — ее брат, барон Ривер. Группа эта (включая и невесту) была одета в обыкновенные утренние костюмы. Лорд Монтберри выглядел как мужчина средних лет, военной выправки, ни в его лице, ни в наружности не было ничего замечательного. Барон Ривер представлял собой противоположный Монтберри, но также общеизвестный тип мужчины. Такие тонкие усы, нагловатый взгляд, курчавые волосы, ухарская посадка головы сотни раз встречаются на парижских бульварах. Единственной замечательной чертой в нем было то, что он нисколько не походил на свою сестру. И священник, совершавший обряд, был также обычным смиренным старичком, безропотно исполнявшим свои обязанности и, по-видимому, страдавшим от ревматической боли в суставах, когда ему приходилось преклонять колени. Единственная замечательная особа, сама графиня, подняла вуаль только в начале обряда, костюм же ее был прост и не заслуживал внимания. Словом, свет не видывал менее зрелищной, менее романтической свадьбы. Время от времени доктор поглядывал в сторону церковных дверей, ожидая смутно появления представителя некоей силы, способной воспрепятствовать венчанию. Но… не произошло ровным счетом ничего, не вышло ни драмы, ни комедии. Связанные супружескими узами муж и жена со свидетелями буднично прошли в конторку, чтобы расписаться в церковной книге, и лишь доктор Уайброу все еще томился, все питал надежду на то, что вот-вот произойдет нечто из ряда вон выходящее.
