Глава I
В 1860 году репутация лондонского врача Уайброу поднялась до высшего уровня. Люди сведущие поговаривали, что он выжимает из практики все, что она может дать, и даже больше.
Однажды после утомительного утреннего приема доктор, плотно позавтракав, отдыхал в своем кабинете, лениво просматривая список дневных визитов к больным. Вошедший внезапно слуга прервал его приятное времяпрепровождение, доложив, что с ним желает переговорить какая-то дама.
— Что? — удивился доктор. — Без рекомендации?
Слуга молча поклонился.
— Посторонних посетителей я принимаю только в отведенные для этого часы. Растолкуйте ей это, Томас, и проводите.
— Я говорил.
— Ну?
— Она не уходит.
— Не уходит?
Доктор усмехнулся. Он обладал достаточным чувством юмора. Обстоятельство его позабавило.
— Дама сказала свою фамилию? — спросил он.
— Нет, сэр. Дама не захотела назвать себя, но просила передать, что не задержит вас и пяти минут. Дело слишком важное и не может ждать до завтра. Дама в приемной, я не знаю, как ее выпроводить.
Доктор Уайброу с минуту подумал. Его мнение о женщинах основывалось на зрелом тридцатилетием опыте врачебной практики. Ему приходилось сталкиваться с самыми разнообразными особами, но чаще всего с такими, которые не знают цены чужому времени и при случае, не колеблясь, прячутся за преимущества своего пола. Близилось время визитов к больным. Поэтому доктор решился на единственно благоразумный шаг, который оставался ему в настоящих обстоятельствах. Другими словами, он решился бежать.
— Карета подана?
— Подана, сэр.
— Хорошо. Отворите мне потихоньку дверь, пусть дама ожидает. Когда ей это надоест, вы найдете, что сказать. Спросит, когда вернусь, отвечайте — доктор обедает в клубе, вечер проведет в театре… Тише, Томас! Если ваши сапоги заскрипят, я погиб!
Врач осторожно выбрался в переднюю, слуга на цыпочках следовал за ним.
Была ли дама ясновидящей? Или сапоги Томаса скрипнули и легкий звук достиг ее слуха? Как бы там ни было, случилось то, что случилось. Только доктор Уайброу оказался против приемной, дверь распахнулась, дама явилась на пороге, схватила беглеца за руку.
— Умоляю вас, сэр, прежде чем вы уйдете, позвольте поговорить с вами!
Иностранное произношение, тихий, но твердый голос; пальцы дамы кротко, но решительно сжали локоть врача.
Но не тон и не жест дамы заставили доктора повиноваться. Его поразило выражение лица посетительницы. Вернее, контраст между смертельной бледностью щек и жгучим светом больших черных глаз, сверкавших металлическим блеском. Дама была в темном платье, одета со вкусом, среднего роста и, судя по всему, средних лет — так что-то около тридцати двух. Нежные черты лица ее — нос, рот, подбородок — обладали тонкостью и деликатностью линий, которые редко встретишь у англичанок. Она была неоспоримо хороша собой, ее можно было бы счесть красавицей если бы не смертельная бледность и полное отсутствие тепла во взоре. После первых мгновений удивления чувство, возбужденное в докторе посетительницей, следовало бы назвать чувством острого профессионального любопытства. Ее недуг мог оказаться совершенной новостью в его медицинской практике.
«Пожалуй, стоит задержаться», — подумал Уайброу.
Дама, удовлетворенная произведенным впечатлением, выпустила его руку.
— Вы успокаивали много страдающих женщин в вашей жизни, — произнесла она. — Успокойте сегодня еще одну.
И, не ожидая ответа, вошла в приемную.
Доктор проследовал за нею и запер дверь. Он усадил посетительницу в кресло для пациентов напротив окон. Солнце даже и в Лондоне в этот летний день сияло особенно ярко. Ослепительный свет залил женщину. Она встретила его неколебимым взглядом немигающих глаз. Матовая белизна ее гладкой кожи показалась еще безжизненней, чем прежде. Доктор с изумлением почувствовал, что пульс его впервые за много лет участился в присутствии пациентки.
Но овладевшая его вниманием дама, казалось, не собиралась ничего сказать. Необыкновенная апатия вдруг повергла ее в оцепенение. После продолжительной паузы доктор был вынужден заговорить первым.
— Чем я могу помочь вам?
Звук его голоса пробудил женщину. Все так же не мигая, не отворачивая глаз от солнечных лучей, она резко сказала:
— Я хочу задать вам щекотливый вопрос!
— Какой?
Дама медленно перевела взгляд на лицо доктора. Без малейшего наружного признака волнения она выразила «щекотливый вопрос» такими словами:
— Мне надо знать, не нахожусь ли я на грани сумасшествия?
Некоторые врачи сочли бы ситуацию смешной, возможно, кого-нибудь она бы и напугала. Доктор же Уайброу испытал чувство неприятного разочарования. Так вот в чем заключаются симптомы «редкой болезни», которую он ожидал найти исходя из наружности посетительницы? Неужто его новая пациентка страдает лишь ипохондрией на почве расстройства желудка и слабоумия?
— Зачем вы обратились ко мне? — спросил он почти грубо. — Для чего не пошли к специалисту, к психиатру?
Ответ последовал сразу:
— Специалисты — только специалисты. Они судят обо всем на свете по заранее затверженным канонам. Моя болезнь — вне канонов, вне правил. Я обращаюсь к вам как к нестандартно мыслящему человеку, о котором идет слава целителя тайных недугов, неведомых большинству ваших коллег. Удовлетворены ли вы?
Доктор Уайброу был более чем удовлетворен. Он был польщен и растроган. Непрошеная гостья имела верные сведения о его квалификации. Действительно, разве способности, обеспечившие доктору славу и богатство, не состояли в профессиональном, граничащем почти с волшебством умении обнаруживать и лечить скрытые людские заболевания, диагностика которых — увы! — все еще недоступна многим светилам нынешней медицины.
— Я к вашим услугам! — произнес он.
Доктор подверг даму внимательному профессиональному опросу. Женщина отвечала быстро и ясно. Ответы позволяли прийти к выводу, что пациентка находится в прекрасном умственном и физическом состоянии. Всесторонний медицинский осмотр не обнаружил в организме посетительницы никаких отклонений. Врач с удивительным прилежанием и педантизмом, отличавшим его еще в годы студенчества, продолжал поиск, используя самые различные известные ему методы и способы выявления недугов, — напрасно! У странной пациентки не было не только наклонности к мозговой болезни, но и не обнаруживалось даже малейшего расстройства нервной системы.
