это страшные сказки. Но сатанисты действительно управляют многими сильными мира сего. Они подсаживают их на адренохром, а после, связывая шантажом, заставляют делать то, что нужно. Это известно многим. Но все молчат.
Политики, кинозвезды – многие попались на эту удочку. Они попробовали адренохром, добытый из шишковидной железы в момент ужаса. Жертв специально доводят до такого состояния, что адреналин окисляется, становясь наркотиком – адренохромом. А потом «покупателям» дают обогащенную им кровь жертв. Вот они настоящие вампиры. Вот почему они пьют эту кровь. Это не нелепые шутки или страшилки. Это правда. Я все это знаю давно, но не хочу поднимать эту тему даже в простых разговорах.
Мне неприятно об этом говорить. Неприятно обсуждать то, что вызывает у нормального человека ужас. Трафик детей, которых похищают в одних только США насчитывает ежегодно 500 тысяч человек. Это целый бизнес. Огромный кортель, который управляет всем. Так называемое теневое правительство. Я знаю, что Трамп с ними борется. Но никогда не вникала в суть. Мне всегда казалось, что он тоже из них, просто делает вид, что с кем-то там ведет войну. Теперь я ни в чем не уверена…
– Я постараюсь узнать. Ты пока нигде эту информацию не свети. Даже в личном аккаунте. Обсудим это на следующей неделе.
– Хорошо. Спасибо, Наоми. Я так рада, что вы меня услышали. Знаю, что никто не желает об этом слышать, как будто этого не происходит.
– Ты извини, конечно. Но у меня сейчас будет конференция. Поэтому иди займись работой, а на следующей недели мы с тобой это все заново обсудим. Возможно у меня будет какая-то информация.
Девчонка закивала и выпорхнула из моего кабинета. Забавно, что я даже имени ее не знала. Что ж, думаю, она сама ко мне придет, не обязательно будет ее вызывать к себе в кабинет. Тем более она явно рассчитывает докопаться до истины. Да и мне не помешало бы вспомнить, что такое настоящая журналистика…
Глава 4. Отрицание
Вопросов в голове было много, но я их не озвучивала Эдварду. Как-то язык не поворачивался. Да и сознание полностью отрицало эту вероятность. Ну не может такой адекватный, а главное красивый мужчина творить мерзости. Ведь мерзости кто творит? Тот, кого не любят. Привлекательным внешне людям не зачем достигать экстаза злом. Они ведь изначально окружены добром.
Но сколько я себя не уговаривала, никак не могла ни отогнать от себя эти негативные мысли, ни заставить себя поднять эту тему с ним. А тем временем наступил следующий день, но и он быстро завершился. Вечером мы поехали с Эдвардом на ту вечеринку, куда он меня позвал.
За нами приехал представительский мерседес черного цвета.
– А я смотрю подготовка к мероприятию серьезная, – сказала я своему парню, когда мы спустились из квартиры.
– Ты даже не представляешь, насколько там все серьезно.
Выехав из города, минут через 40 мы стали подъезжать к роскошном особняку за высокими воротами. На парковке возле дома располагалось по-меньшей мере с полсотни машин. Не успели мы выйти, как Эдвард дал мне… маскарадную маску. Черная, закрывающая глаза и большую часть лица, она полностью скрывала возможность узнать, кто же за маской. Более того, она прятала и волосы, имея своего рода капюшон или «накидку» на прическу.
Удивленно взглянув на него, смотрела, как он надевает на себя такую же.
– Идем, – Эдвард помог надеть маску мне и подал руку.
Мы вышли и направились к главному входу. Глядя на остальных, так же одетых в черные тона, поняла, почему он попросил меня надеть именно этот наряд. Так я абсолютно не контрастирую с общей массой. Что это за странная вечеринка, где никто ни с кем не разговаривает, а лишь одевается в схожей манере?
Зайдя в здание, мы оказались в длинном коридоре, который постепенно уходил вниз, а потом и вовсе стал винтовой лестницей и опустил нас на три-четыре этажа. Оказавшись перед большим металлическими дверями, которые уже были распахнуты, мы вошли в зал. На первый взгляд это напомнило мне что-то вроде театра. Сцена и ряды с креслами для зрителей. Разместившись на одном из первых рядов, ждали. Чего… я и сама не знала. Но как-то и спрашивать не хотелось. Место навевало не любопытство и интерес, а какой-то первобытный ужас. Красный занавес и висящие на стенах светильники в виде свечей создавали какой-то жуткий эффект.
Эдвард молчал, как молчали и остальные присутствующие. Такое ощущение, что все словно сговорились провести «вечеринку» в полной тишине. За несколько минут все гости расселись, и выключился свет. На сцену вышел мужчина в маске. Его красный халат был перетянут широким черным поясом, а весь облик навевал на моем лице тень ужаса. Все выглядело как в фильме «С широко закрытыми глазами». Только это был не фильм, а реальность. Это либо тематическая вечеринка, от которой мурашки по коже… Либо это реальное поклонение… дьяволу…
– О, великий Люцифер! В честь тебя мы приносим эту жертву! О, владыка, прими ее в знак нашего тебе служения!
К нему поднесли младенца, и передали его в руки этого жуткого вида мужчины. Я посмотрела на Эдварда. Он что шутит? Это розыгрыш?
Приносят жертву? Ребенка?
В голове мысли метались как птицы в клетке. Наверное, это какая-то вечеринка современного искусства, которую никто, кроме душевнобольных, не поймет. А тех, кто поймет, причислят к списку «понимающих искусство».
Я перестала дышать, глядя как тот мужик в красном халате положил орущего младенца на своего рода алтарь. Оглянув всех взглядом, поняла, что только я в шоке от происходящего. Все остальные сидели ровно, пристально пустым взглядом смотря на сцену. Казалось, они то ли под гипнозом, то ли под наркотиком.
– Эдвард, что происходит? – я шепнула своему кавалеру.
Ну не может же ему нравится все это. Даже если это не настоящий ребенок, а очень реалистичная кукла.
– Тшшш… – он мне грозно прошипел.
– Что тшшш? Почему ты меня сюда привел? Там настоящий младенец?
– Наоми, не позорь меня. Сиди тихо, – угрюмо произнес.
– Не позорить? То есть для тебя стыдно то, что мне жертвоприношения, даже шуточные, противны? – я смотрела на него, не веря, что это сказал именно он.
Мужик в халате занес над младенцем нож. Я застыла. Крик, готовый вырваться из уст, застрял в горле. От ужаса я ничего не могла ни то, что закричать, даже шепотом произнести. Крик младенца закончился всхлипом, и он умолк. Волна ужаса прокатилась по моему телу. Если это только постановка, то даже она слишком жестока. А если это
