их упоение от своей силы, возвращались они в расположения отступавших частей Красной Армии. Несмотря на общую катастрофическую обстановку, Берестов сохранял самообладание и действовал без колебаний, жёстко пресекая панику и дезертирство, участвуя в наведении необходимого порядка. Он видел как трусость и нерешительность одних покрывалась отвагой и твёрдостью других. Именно на последних держалась оборона, о них споткнулись орды врагов, не ожидавших такого отчаянного сопротивления с первых дней войны.
Здесь же на землях Белоруссии Алексей впервые столкнулся с жестокостью врага, который гусеницами танков, маршевыми сапогами солдат давил и сжигал всё, что встречалось ему на пути, не щадя даже детей. Он всё увидел собственными глазами, когда неожиданным для немцев манёвром удалось отбить один стратегически важный населённый пункт, небольшую деревеньку, в которой никого не осталось в живых. Всё жители были расстреляны, их тела лежали прямо возле хат и внутри них. Сами дома стояли с выбитыми стёклами, изрешечёнными пулями, выбитыми дверьми. Уцелевшие собаки ошалело выли или суматошно бегали, поджав хвосты. Одна здоровенная псина, прикованная цепью к будке, злобно рычала и яростно гавкала с пеной на губах, готовая вот-вот сорваться и накинуться на первого встречного.
Берестов стоял среди пиршества смерти, и все чувства, связанные с войной, оформились и вылились в такую лютую ненависть к врагу, что сама собой родилась в нём решимость умереть, но не пустить его дальше. «Здесь они не пройдут!» Так сказал Берестов бойцам батальона, командование которым он вынужден был принять на себя. На этой высотке они должны были занять оборону, чтобы дать возможность нескольким частям отойти и занять новые позиции.
Батальон словно врос в землю. Все попытки немцев выбить его оканчивались неудачей. Ни артиллерия, ни танки ничего не могли поделать со стойкостью русского солдата, твёрдо решившего не пропустить врага дальше. Долго держался батальон Берестова. В живых от него остались лишь единицы, но свою задачу он выполнил. Алексея тяжело раненого вынесли разведчики N-ской части и доставили в медсанбат, а уже потом хлопотами Тихоходова он оказался в московском госпитале.
И вот первая командировка после излечения на оккупированную территорию, которую немцы уже считают своей, устанавливая здесь свои порядки и законы. В этом особая специфика, тут опасность возрастает в разы. И жестокость здесь иная, верно подмечено, без краёв. Об этом и не только думал Берестов, идя с обозом по ноябрьскому лесу.
Тихо шли телеги. Сопровождающие бойцы старались не производить напрасно шум, предпочитая по выработанной уже привычке больше молчать. Разговоры если и возникали, то велись почти шёпотом.
Покойно было в лесу. Молчаливо стояли берёзы, осины, сбросившие свои зелёные одеяния и погрузившиеся в зимнюю спячку. Среди них виднелись ели, величественные и непохожие на своих соседей великаны. Тоненький молодняк соседствовал с уже взрослыми деревьями, борясь с ними за своё существование. Кое-где ещё встречались кусты с желтыми листьями, выделявшиеся на сером фоне стволов яркими пятнами, радовавшими глаз, как оазис в пустыне. Зелёный покров уже не был таким сочным, но всё же местами сохранял свою свежесть. Однако везде чувствовалось, что осень идёт к своему закату. Её красота сильно увяла и почти не осталось следа от былого хвастовства и буйства красок. Верно в народе говорят: «Ноябрь — ворота зимы». Совсем скоро будут открыты настежь створы …
Вдруг впереди началась стрельба, сначала одиночная, а потом и вовсе завязался полноценный бой, послышались разрывы гранат. Лес на какое-то время ожил, пробудился ото сна, встревоженный грохотом и криками людей.
— Немцы! — крикнул Николай и смачно выругался, потом отдал команды остальным партизанам.
— А ты, Алексей, — обратился он к Берестову-Хо́мичу, — здесь будь, разобраться надо!
И побежал туда, где раздавались выстрелы. С обозом остались два бойца. Старший лейтенант расстегнул кобуру, достал пистолет, снял его с предохранителя и стал прислушиваться. Интенсивность боя не уменьшалась. И тут ухо Алексея уловило справа от обоза некоторое движение, хрустнула ветка под чьей-то тяжестью. Кто-то тихо и осторожно подкрадывался сбоку. Берестов на мгновение замер, а потом выстрелил два раза в направлении шагов. Послышался глухой вскрик. Потом он стал стрелять правее и левее первой цели. Партизаны мигом его поддержали, залегли и открыли огонь.
В ответ тишина. Берестов быстро вставил новую обойму и мелкими шажками, пригибаясь, побежал в сторону, где должны были находиться предполагаемые противники. Следом за ним бросился один боец, держа на изготове винтовку. Вскоре они нашли три трупа. Алексей попросил партизана побыть рядом с ними, а сам стал осматривать окрестности, стараясь определить сколько человек сюда пришли. Убедившись, что всего трое, он вернулся к убитым немцам. Тщательно их осмотрел, взял нужное и вернулся к обозу в сопровождении партизана.
— Ну ты даёшь, братец! — восхитился один из обозников, что помоложе, — как это ты их ловко снял. Глазам не поверил!
— Повезло! — бросил на ходу Берестов.
— Ну-ну! Повезло, значит, повезло, — сказал другой партизан, что остался возле лошадей, — не беспокойся, у нас принято держать язык за зубами.
Вскоре вернулся Николай, весь взъерошенный, помятый, с удручённым видом.
— Плохо дело, — пояснил он, — двое убиты, трое тяжело ранены. Пойдём, поможешь ребят принести. Да, кстати, у вас что было? — устало спросил Николай, — слышал, стреляли. Думал обходят, в кольцо берут.
— Трое справа от обоза, — спокойно ответил старший лейтенант.
— А-а, трое…, — и внимательно посмотрел на Алексея, но ничего больше не сказал.
Убитых и раненых разместили на телегах, собрали трофеи и двинулись дальше.
— Не повезло, — идя рядом с Берестовым, огорчённо проговорил Николай, — это была не засада. Ребята из охранения на них наткнулись, или они на них. Разве теперь разберёшь. Ребят жалко, — потом немного живее, — а ты молодец, не растерялся, для фотокорреспондента хорошо стреляешь.
— В тир часто до войны ходил. А вообще-то я хотел журналистом стать.
— А кем стал?
— Вот им и стал!
Оба, посмотрев друг на друга, обменялись не только взглядами, но и чувством взаимного доверия. На войне оно возникает как-то вдруг и редко бывает ошибочным. Это означало, что каждый прикроет спину другого, хоть и знакомы они были всего ничего.
— Дальше пойдём только нам известной дорогой, надеюсь, больше встреч не будет.
— Далеко ещё?
— Да вёрст с шестьдесят будет.
Предстояло ещё пройти долгий путь, но Берестов не сомневался, они дойдут. Больше неожиданностей не будет.
***
Лагерь партизан… Берестов увидел несколько десятков землянок, расположенных довольно далеко друг от друга. Одни землянки были крыты соломой, на других сверху уложенный дёрн. Стояли телеги, некоторые без колес, подпёртые чурбаками. Среди деревьев мирно паслись лошади рядом с накрытыми стогами сена. Алексей заприметил даже несколько коров с
