поезде. Батальоны построились, рассчитались по порядку, а затем погрузились в вагоны. Дозорный отряд, которому, к неудовольствию командира, позволялось более других, устроился в одном вагоне с командованием, бравируя званием отборного подразделения. Поезд потащился с изнуряющей медлительностью.
В вагоне Алексей с раздражением наблюдал, как бывший лейтенант Беринг что-то доверительно толковал комиссару. Безусловно, Алексей замечал внимание, которое командир оказывал Марии Сергеевне; галантность Беринга, его обходительность злили матроса и подхлестывали к решительным действиям. Он решил объясниться.
«Случайно» столкнувшись с командиром в проходе, он заявил, что им надо «парой слов перекинуться». Беринг холодно заметил:
— Во-первых, извольте обращаться по форме. А во-вторых, беседовать мы будем только тогда, когда ваше командование сочтет это нужным.
Алексей не отставал, продолжая дерзить:
— Дрейфишь наедине остаться… Царский холуй…
Задетый за живое Беринг вышел за ним в тамбур — матросов, которые там находились, Алексей попросил выйти.
— Ну вот что, военспец… — веско вступил Алексей, когда они наконец остались вдвоем. — Я смотрю, ты за комиссаром увиваешься. Ну так имей в виду: зря время тратишь — Марью Сергеевну я тебе не отдам!
— Напрасно горячитесь, матрос первой статьи Ярузинский: нам с вами не равняться, — невозмутимо произнес офицер. — Мы с вами не одного поля ягоды! А за кем я, как вы изволите выражаться, «увиваюсь», вас никак не касается, и отчитываться перед вами я не намерен. Всего доброго!
Развернувшись, командир спокойно вышел — гневный взгляд Алексея сжег бы его заживо, обладай он такой силой. Поджидавший неподалеку гигант Дмитрий добродушно, но непреклонно удержал рванувшегося вслед Берингу Алексея:
— Да тише ты, чума! Драться, что ли, вздумал? Эдак только хуже сделаешь…
* * *
На следующем перегоне Алексей, снедаемый ревностью, воспользовавшись многочасовой пересадкой в новый эшелон, отыскал Марию и вызвал на откровенный разговор. Бойцы, пользуясь возможностью отдохнуть от длительной поездной тряски и размяться, высыпали на откосы. Они набирали воду в котелки и фляги, умывались у колодца. У вышедших за калитки местных жителей выменивали самосад на патроны.
Под деревом у ближайшей к дороге хаты беседовали Алексей и Мария, лица их были серьезны и сосредоточенны. Со стороны можно было подумать, что они обсуждают деловые вопросы. Матрос стоял, всем крупным телом подавшись к Марии Сергеевне, и что-то упорно ей втолковывал. Комиссар спокойно слушала, иногда поглядывая по сторонам.
— Вот ты скажи мне — отчего это: я ведь толком не знаю ни семьи твоей, ни жизни, — неотрывно глядя Марии в глаза, со страстью твердил Алексей, захлебываясь словами. — А вот так и тянет к тебе, и на край света за тобой бы отправился! Истомился я, Марьюшка: везде ты в глазах стоишь… Зацепила ты меня! И — веришь ли: так боюсь потерять тебя, иной раз проснусь в холодном поту — до утра глаз не сомкну. Не отпущу я тебя, Мария, ей-богу не отпущу! Пойдешь ли за меня… за матроса? Золотых гор обещать не могу, а только… любить всегда буду, нежить стану, в обиду не дам… Ну… что ж ты молчишь-то — или вовсе не люб?
— Видишь ли… Алеша… — старательно подбирая слова, мягко, почти вкрадчиво отвечала, немного помолчав, Мария Сергеевна, — время сейчас неподходящее. Сам знаешь: ситуация на фронте крайне сложная…
— Время всегда неподходящее, Маша, — прервал ее Алексей. — Сегодня одно, завтра другое, и до светлого коммунистического будущего еще, видать, ой как далеко! А нам сколько жить-то осталось — один Бог только ведает! Война кругом… Пойми: нам с тобой в этой жизни друг друга терять никак нельзя! — горячо убеждал он, преданно заглядывая в глаза, и вдруг добавил с придыханием: — А может… мы с тобой и были Богом друг для друга созданы? — А затем, понизив голос, произнес трепетно и нежно: — Марьюшка моя… Половинка желанная!
Мария Сергеевна ошеломленно вскинула ресницы и хотела ответить, но обернулась на загудевший паровоз, скликавший рассыпавшихся по откосам людей в вагоны. Она заторопилась и коротко пообещала продолжить разговор позже, когда полк доберется до места.
— Ну, что? — с затаенной надеждой спросил Алексея подошедший Митяй, который во все время разговора стоял неподалеку «на страже» и отваживал подходящих то с одним, то с другим вопросом моряков: «Да погоди… Потом комиссара спросишь… Дай людям поговорить… Не видишь: разговор здесь важный…»
— Да так… ничего, — сдержанно обронил Алексей и вдруг проговорил с глубокою горечью: — Вот всю-то жизнь бабы осаждали меня: женись, мол, голубчик, а я от них, как от мух, отмахивался… Думал ли я, что когда-то мне придется уговаривать тут одну… недоступную…
— Ты эту меланхолию брось. Перемелется — мука будет, — неуверенно утешал его Митяй.
Паровоз пыхнул и дернулся, друзья поспешили к вагону.
Глава 6
По прибытии матросы расположились в небольшом городке при станции Курганной. Там, как ни в чем не бывало, по бульвару разгуливали барышни в цветастых шалях, из открытого окна слышался патефон, торговали в лавочках, подносили стопки в кабаках.
После совещания с командиром и начальником бригады фабричных ополченцев комиссар созвала всех на митинг. Представитель ополчения товарищ Тельцов поприветствовал геройских матросов — защитников революции, живописал политическую ситуацию и гневно заклеймил «гидру контрреволюции», грозя ей скорыми и неизбежными карами.
Товарищ Михалёва тоже выступила, но речь ее была краткой. Комиссар напомнила, что народ сражается за демократические завоевания великой революции, освободившей рабочих и крестьян. В конце выступления она заявила, что ополченцы могут не волноваться, вступая в сражение бок о бок с матросами: военные моряки не подведут! Толпа ликовала, ополченцы лезли брататься с матросами; восторгам не было предела.
Царящая в городе атмосфера не соответствовала духу военного времени: моряки, расслабившись, вовсю любезничали с женщинами. Комиссар расположилась прямо в просторном доме купца Федорова, где был наскоро устроен штаб. Пройдясь по его залам, Мария Сергеевна была приятно удивлена, обнаружив у провинциального купца приличное пианино известной немецкой фирмы. Стерев с него пыль, Мария Сергеевна присела за инструмент и выяснила, что он не слишком расстроен. Отвыкшими, но легкими пальцами пробежалась по клавишам. В открытое окно полетели благородные звуки венского вальса. Мария не сразу заметила, что, прислонившись к стене, ее музицированию внимает, скрестив на груди руки, товарищ Ярузинский. Комиссар недовольно нахмурилась. Куда смотрел часовой?! Если сюда так легко проник Алексей, так же просто могут попасть и другие люди.
Она поднялась, пристально смотря в глаза моряку; тот шагнул вперед и молча прижал ее к себе. Мария не смогла оттолкнуть — она вдруг вспомнила, как он, спасая ее, поднял на руки и унес от опасности. Комиссар в ней отступил —
