утренней, а с дневной почтой, только и всего. Какая разница?
Гордон. Конечно, никакой, дорогая Фреда, за исключением лишь той маленькой разницы, что в Фоллоус-Энд посылки никогда не приходят с дневной почтой.
Фреда. Нет, приходят.
Гордон. Нет.
Фреда (резко). Откуда вы знаете?
Гордон. Потому что Мартин всегда ворчал по этому поводу и жаловался, что вечно получает книги и рукописи с опозданием на день. Эта папиросница не была прислана утром, я сам присутствовал при вскрытии почты, ее не могли доставить и с дневной почтой. Фреда, я не верю, что магазин вообще когда-нибудь отправлял эту шкатулку. Вы сами свезли ее Мартину. Так ведь было?
Фреда (в порыве раздражения). Вы просто глупы, Гордон.
Гордон. Возможно. Но не забывайте, не я это все начал. И все же, ведь вы привезли ее Мартину?
Роберт. Правда это?
Фреда (быстро опомнившись, сдержанно). Ну, что же, если вам так хочется знать, — да, я привезла.
Роберт. Фреда!
Гордон. Я так и полагал.
Роберт (пораженный). Но, Фреда, если ты отправилась в коттедж, чтобы вручить Мартину шкатулку, уже после ухода оттуда Гордона, ты должна была видеть Мартина позже, чем кто бы то ни было, то есть за несколько часов до того, как он… как он покончил с собой.
Фреда. Да. Я видела его в промежутке между дневным чаем и обедом.
Роберт. Но почему ты раньше ничего об этом не говорила? Почему не выступила в качестве свидетельницы? Ты могла бы дать показания.
Фреда. Да, могла, но ради чего? Кому это пошло бы на пользу? Достаточно неприятно было и то, что Гордону пришлось пройти через это…
Гордон. Это было ужасно!..
Фреда. Если б я могла помочь Мартину, я бы это сделала. Но это никому не могло принести пользы.
Стэнтон. Верно. Вы были совершенно правы.
Роберт. Да, это я могу понять. Но отчего ты мне ничего не сказала? Почему скрыла, почему скрывала до сих пор, — ты ведь была последним человеком, который разговаривал с Мартином.
Фреда. А разве я была последней?
Роберт. Очевидно.
Фреда. Ну, а как же тогда Олуэн?
Роберт. Олуэн… ах да, папиросница!
Фреда. Да, именно, — папиросница. Мартин получил ее только после чая в ту субботу, а Олуэн призналась, что он показывал эту папиросницу ей.
Бетти (которой явно неприятно все это разбирательство). Ничего подобного, она сказала лишь, что видела, возможно, похожую, и я предлагаю поверить ей и покончить с разговорами.
Мисс Мокридж. Нет, нет, миссис Уайтхауз.
Бетти. Нет, да. А то чем дальше, тем все хуже и хуже.
Стэнтон. И я поддерживаю предложение покончить с этим.
Роберт. А я — нет!
Бетти. Но, Роберт…
Роберт. Мне очень жаль, Бетти… и хотя к вам это не имеет отношения и никак не может затронуть… но Мартин был моим братом и мне не нравится весь этот туман. Я имею право знать все.
Олуэн. Хорошо, Роберт. Но вам обязательно знать все теперь?
Фреда (холодно). Я лично не вижу в этом необходимости. Как не видела необходимости и в том, чтобы меня допрашивали для явного развлечения всех присутствующих. Но поскольку теперь ваша очередь, Олуэн, я не сомневаюсь, что Роберт будет не столь суров.
Роберт. Не понимаю, зачем ты это говоришь, Фреда.
Олуэн. Я уверена, что вы не понимаете этого, Роберт.
Фреда (теперь наступила ее очередь допрашивать). Вы могли бы кое-что прояснить, Олуэн. Вы говорили, что Мартин показывал вам папиросницу, не так ли? В таком случае вы должны были видеться с ним и быть в коттедже в ту самую субботу вечером.
Олуэн. Да, он мне показывал шкатулку. Это было после обеда, около девяти часов вечера… в ту самую субботу.
Роберт (совершенно потрясенный). И вы тоже были там? Но это же безумие! Сначала Фреда, потом вы. И ни одна из вас словом не обмолвилась об этом.
Олуэн. Простите меня, Роберт. Но я просто была не в силах.
Роберт. Но что вы там делали?
Олуэн. Я была в большой тревоге из-за одной вещи… одного обстоятельства, о котором слышала… это преследовало и мучило меня несколько дней подряд, и наконец я просто не могла вынести, почувствовала, что должна видеть Мартина, чтобы выяснить все. Я поспешила в Фоллоус-Энд. По дороге я перекусила и прибыла в коттедж как раз около девяти. Никто не видел, как я входила, и никто не видел, как выходила, — вы ведь знаете, какое это пустынное место. А затем я, так же как и Фреда, решила: кому на пользу мое свидетельство — никому, и промолчала. Вот и все.
Роберт. Нет, вы не можете на этом поставить точку. Вы были, вероятно, последним человеком, с которым говорил Мартин, и должны что-нибудь знать о нем.
Олуэн (устало). Все это было и прошло. Оставим былое в покое. Прошу вас, Роберт. (Другим тоном.) Кроме того, я уверена — мы, должно быть, изрядно надоели мисс Мокридж со всей этой чепухой.
Мисс Мокридж (живо). О, нисколько, мне, напротив, очень интересно… чрезвычайно интересно.
Олуэн. Уж не собираемся ли мы, Фреда, обсуждать все это? Нечего ворошить. Все уже давно кончено.
Роберт (охваченный грустными размышлениями; с настоятельной просьбой). Послушайте, Олуэн, вы обязаны мне ответить на следующее… Имел ли ваш визит к Мартину в тот вечер какое-нибудь отношение к делам фирмы? Вы сказали, что чем-то были встревожены?
Фреда. О, Роберт, прошу вас.
Роберт. Простите, но я должен знать. Имело ли это какое-нибудь отношение к пропавшим пятистам фунтам?
Гордон (запальчиво). О, ради всего святого, не впутывайте сюда эти деньги. Никто из нас не хочет еще раз касаться всего этого. Мартина уже нет на свете. Оставьте его в покое, прошу вас, и прекратите разговор об этих проклятых деньгах.
Фреда. Гордон, успокойтесь. Вы ведете себя сегодня точно истеричный ребенок. (Мисс Мокридж.) Простите, пожалуйста.
Гордон (бормочет). Присоединяюсь. Очень прошу извинить меня, мисс Мокридж.
Мисс Мокридж (вставая). Нет, нет, что вы! Но мне кажется, мы уже припозднились.
Фреда. Нисколько.
Роберт. Нет, еще рано…
Мисс Мокридж. Паттерсоны сказали, что пришлют за мной машину. Приехала она, вы не знаете?
Роберт (идя к двери). Приехала. Я слышал ее, когда мы выходили из столовой, и сказал шоферу, чтобы подождал на кухне. Я его сейчас велю позвать.
Фреда (вполне сознавая иронию произносимых ею слов). Неужели вы нас уже покидаете?
Мисс Мокридж. Да, кажется, мне действительно пора. Отсюда до Паттерсонов по крайней мере полчаса езды, и не думаю, чтобы они были очень довольны, если я слишком