Ознакомительная версия. Доступно 23 страниц из 111
они договорились не только о чаше… Проводив гостей и укладывая детей спать на широком помосте между дверью и очагом, она невольно вспоминала его и ощущала смутное беспокойство.
Утешала ее мысль о том, о чем сказал Виги: в таких нарядах, как у нее, не стыдно показаться на глаза ни людям, ни богам!
* * *
Арнэйд не считала себя красавицей. В воде отражалось худощавое продолговатое лицо с резко очерченными высокими скулами и курносым носом. В этом сказались ее бабки-славянки и бабки-мерянки, а высокий лоб обозначал присутствие варяжской крови. Ей говорили, что у нее красивые, яркие голубые глаза с пушистыми черными ресницами, но вот этого ей самой никак не удавалось разглядеть в воде, как и оценить своеобразную прелесть собственной внешности. Она порой грустила, что не выходит хоть немного пополнеть – да разве тут пополнеешь, когда весь день крутишься среди скотины, челяди, семерых маленьких братьев и сестер!
Вот Хильд и впрямь была очень красива. Белая, румяная, полнотелая, с правильными чертами, та обладала веселыми повадками и звонким громким голосом. Они с Гудбрандом хорошо друг другу подходили: оба здоровые, со свежими лицами, плотные, они даже были одного роста. Все в Бьюрланде жалели о ее смерти. Когда на Дисаблот Хильд, одетая в красное платье с отделкой желтым шелком, в кафтане с куньей опушкой, с тремя рядами разноцветных бус между позолоченными застежками, держала чашу перед жертвенником, она и впрямь походила на дису. Арнэйд слегка волновалась, сочтут ли люди ее подходящей заменой Хильд. Одеться она могла еще лучше, да и род ее был выше – она ведь из прямых потомков Бьярнхедина Старого, первого из русов Бьюрланда.
– Раньше, чем Хильд, это делала наша мать, – напомнил ей Арнор, застав сестру в раздумьях над ларем с нарядной одеждой. – А ты – ее дочь, и ничьи права не могут быть выше твоих.
Он стоял, прислонившись плечом к столбу и скрестив руки на груди. Арнэйд благодарно взглянула на него внизу вверх: эти слова ее успокоили. Если так считает Арни, волноваться не о чем. После похода на сарацин оба ее брата стали уважаемыми в Бьюрланде людьми, хоть и жили по-прежнему с отцом, не спеша обзаводиться собственным хозяйством. И это тревожило Арнэйд, наводя на подозрение, что в их умах реют мысли о новых дальних походах.
Если бы они женились! Славы и добычи им уже хватит, свою отвагу доказывать больше не нужно. Арнэйд скучала бы в отцовском доме без них, но была бы за них спокойна. Однако оба они, хоть и охотно болтали с девушками – особенно Виги, – о сватовстве больше, после неудачной попытки Арни жениться на Илетай, не заговаривали.
– Мать была красивая, – со вздохом ответила Арнэйд. – И Хильд.
– И ты красивая. – Арнор сказал это вполне равнодушно, но в этом равнодушии сказывалась уверенность. – Не веришь мне, спроси у Гудбранда. Он тебе скажет, что ты красивее всех на свете.
– Что ты болтаешь! – Арнэйд поморщилась. – Едва полгода миновало, как он схоронил Хильд.
У нее появилось странное чувство: эти слова ей и польстили, и стало неловко.
– Не будет же он всю жизнь один жить, он не такой человек. – Арнор ленивым движением отлепился от столба и опустил руки, намереваясь уйти. – Ему нужна хозяйка. И я думаю, он нарочно придумал нарядиться медведем, чтобы посмотреть, как ты примешь разговор о сватовстве. Ведь если он сразу посватается, а ему откажут, это его опозорит.
Арнэйд не ответила и не подняла глаз, пока он не ушел. Но слова Арнора поселили в ней тревогу. Ну и кто будет все это делать, думала Арнэйд, пытаясь впихнуть ложку каши в рот двухлетней Олмавике, в то время как Ошалче кормила грудью свое самое юное порождение, а Ерлави и Еркай дрались из-за пареной репки. Савикай колотит их ложкой, пытаясь усмирить; вот-вот Ерлави рухнет на пол и начнет орать, дрыгая ногами. Оксай плюется в них кашей и вопит «ыыы», что у него означает «сыр», а говорить толком он в свои три года не желает, ни по-русски, ни по-мерянски. О боги, хоть бы медведь забрал меня отсюда!
К счастью, в это время вернулся Арнор и живо навел порядок: старшим отвесил лещей, младших пообещал выкинуть на дождь, и все затихли. Арнэйд перевела дух: самого старшего из сводных братьев мелюзга боялась, пожалуй, даже больше, чем отца. Что она стала бы без него делать?
Глава 2
Когда луна впервые округлилась после осеннего равноденствия – это называли Зимним Полнолунием – и настал Дисаблот, Арнэйд уже не испытывала сомнений. Несколько дней перед этим она почти не занималась детьми, а только присматривая за тем, как святилище готовят к празднику, а дом к пиру. Десятилетней Сулай она вручила метлу и отправила мести площадку святилища и лестницу по склону – большая уже, управится!
Могильные насыпи начинались прямо за крайними дворами Силверволла. За сто лет их образовалось много. Могилы прославленных людей были высокими и бросались в глаза, но большинство едва приподнималось над землей. Самым высоким был курган Бьярнхедина Старого, который, как рассказывали, его сыновья подсыпа́ли не то три года, не то целых семь лет. У подножия курган был обведен небольшим рвом, где на дне по праздникам разводили костры, а вершину окружала невысокая ограда из заостренных кольев – на эти колья вешали головы жертвенных коней и баранов. С прежних лет заняты были уже почти все, наглядно показывая, как давно род Бьярнхедина приносит здесь жертвы богам и своему предку. От одного вида этого кургана – с огненным поясом из костров в нижнем рву, с белым ожерельем из черепов – охватывал трепет и чувство близости к богам. Сам Даг с двумя взрослыми сыновьями в полдень развел эти костры, и блеск их огня, запах дыма указывали путь собирающимся русам, едущими из Ульвхейма и Хаконстада. Давали знать: ныне священный день, приподнимающий завесу между миром видимым и невидимым.
Днем к Арнэйд явилась Гисла, соседка, и уложила ее волосы в особую прическу – «узел валькирии», как она это назвала. Гисла родилась в Свеаланде, в большом вике Бьёрко, и там же вышла замуж за торгового человека по имени Рунольв. Лет шесть или семь назад в Силверволл прибыл целый обоз переселенцев. Торфинн, Рунольв и Бруни были торговыми людьми, владевшими на троих кораблем, и промышляли в основном мехами. Каждый год бывая в Альдейгье, они выяснили, откуда в нее привозят куниц и бобров, и однажды решили вместе с семьями и хозяйством переселиться в Бьюрланд. Они привезли жен, детей, челядь, разную утварь, только скотину взамен проданной в Бьёрко приобрели заново в Хольмгарде. Теперь у них были дворы, стада, пахотная земля, а зимой они и сами ходили на лов, и покупали у мерян их добычу, чтобы сбыть ее людям из Хольмгарда, когда те приедут за данью. Каждый из них платил со своего хозяйства три куницы в год, что делало их людьми незаурядными.
По зимам, когда женщины собирались прясть, Гислу часто просили рассказать о родных ее краях. Она не раз видела обряды в старом капище Уппсалы, возле древних курганов, где еще пятьсот лет назад свеи хоронили своих великих конунгов, и знала все обычаи конунговых жен. Однако своим происхождением Гисла не кичилась, со всеми держалась приветливо и была рада поделиться.
Обычно Арнэйд заплетала волосы в косу и надевала простое кожаное очелье, как носят меряне, чтобы волосы не лезли в глаза и не мешали работать. Но Гисла объяснила, что для принесения жертв знатная женщина должна уподобиться валькирии, держащей чашу перед Одином. Этого не знали ни Хильд, ни Финна, ни даже Вефрейя, что родилась и состарилась в Бьюрланде. Гисла велела Арнэйд распустить волосы, забрала их высоко на затылок, свернула жгутом и завязала в узел, из которого длинный хвост свешивался до лопаток. С непривычки было немного странно, но Арнэйд и впрямь почувствовала себя какой-то другой. Не то чтобы валькирией, но явно ближе к Асгарду. Вместо кожаного очелья она надела другое – узорного шелка, с тремя парами серебряных колец на висках. А серьги братья привезли ей великолепные – золотые, с подвесками из лиловых самоцветов.
Вместе с Гислой они выбрали одежду. Даг, человек небедный, и раньше дарил жене и дочери много крашеных вещей, но после похода братьев к сарацинам у Арнэйд завелось столько цветных шелков, сколько она раньше и вообразить не могла. После их возвращения она целый год шила – когда находила на это время, – готовя праздничную одежду для себя и домочадцев. Теперь у нее было красное шерстяное платье, на груди украшенное
Ознакомительная версия. Доступно 23 страниц из 111
