Он, типа, волновался за меня — вот в чем был основной смысл его послания этому судилищу! Энди хотел, чтобы врачи и судья знали, насколько он озабочен после того ночного телефонного разговора несколько дней назад — когда я якобы сказала ему, что по-прежнему подозреваю, что он не тот, за кого себя выдает. Когда я типа как впала в истерику и заявила, что без всяких колебаний прибью его, если мне понадобится защитить себя от него или от таких, как он.
Она все еще верит во всю эту чушь, писал он, во весь этот несуществующий заговор с целью извести ее.
Она, мол, угрожала мне.
После того, как все это было зачитано, я несколько расшумелась, скрывать не буду. Крики, вопли, слезы, и, может, еще и пнула свой стул, опрокинув его. Пока судья пыталась меня успокоить, я твердила ей, что Энди сам мелет чушь, что я никогда ничего такого не говорила, и что все это его обычный газлайтинг[9] с целью и вправду свести меня с ума. Что он все это просто выдумал из-за того, что произошло, когда мы в последний раз с ним виделись.
Из-за бутылки по кумполу и всего прочего.
В общем, не буду долго расписывать, что там дальше было на этой комиссии, но через двадцать минут меня разыскал Саймон и сообщил о принятом решении. Через пару дней я все получу в письменном виде, сказал он, вместе с информацией, когда можно будет вновь потребовать переосвидетельствования, но я уже решила, что не буду заморачиваться. Ну кому охота постоянно биться лбом в одну и ту же стенку? Разве что Грэму, который настолько обожает это дело, что заработал себя перманентную вмятину во лбу, а персоналу приходится регулярно перекрашивать его любимый кусок стены, чтобы замазать кровь.
В тот день, после комиссии, когда я уже слегка успокоилась и успела пообедать, мы с Ильясом сидели в музыкальной комнате. В уши мне были воткнуты наушники, хотя на самом деле ничего я не слушала. Иногда я и вправду слушаю музыку, но, если честно, чаще всего опускаю в карман пустой шнур, ни к чему не подключенный. Это хороший способ избегать разговоров с другими людьми.
Ильяс помахал рукой у меня перед носом, поскольку ему хотелось что-то сказать, и я, вздохнув, сняла наушники. Немного выждала.
— Рад, что ты остаешься, — сказал он.
— А я, блин, нет, — отрезала я.
В нескольких помещениях от нас поднялся крик — что-то там про якобы стыренные деньги. Мы с Ильясом послушали минутку, после чего потеряли к перепалке интерес.
— Не желаешь ли партейку в шахматы?
Я ответила, что не желаю — как, впрочем, и всегда. Я никогда не видела, чтобы Ильяс играл с кем-нибудь в шахматы, да и не уверена, что он вообще умеет. Я и доски-то шахматной тут нигде ни разу не видела, хотя в шкафу пылятся несколько головоломок для любителей собирать всякие картинки из фигурных кусочков.
— Какой сегодня день? — спросил Ильяс.
— Пятница, — ответила я.
— Выходит, завтра суббота.
Да уж, Ильяс у нас долго репу не чешет — разум быстрый, как молния.
— Суббота, а потом воскресенье.
Шею только чешет, на которой у него просто жуткая сыпь.
— Воскресенье — это такое гадство, точно?
В этом я не смогла с ним не согласиться, хотя, сказать по правде, вообще никогда не была большой любительницей выходных. Со всеми этими общепринятыми требованиями расслабиться и наслаждаться собственной персоной. То есть если у тебя вообще есть выходные. Преступники по выходным не отдыхают, скорее даже наоборот, так что работа в полиции особо не оставляла мне времени для гаражных распродаж или прогулок в городском парке. Это из тех вещей, что мне всегда нравились в моей работе.
— Скукота… По субботам всегда такая скукота!
Помните, что я недавно говорила?
— Тянутся дольше, чем любой другой день недели, и никогда не происходит ничего интересного. — Вид у Ильяса стал совсем уж опечаленный. — Я не имею в виду драки или что-нибудь в этом духе, потому что драки — это тоже скука смертная. В смысле, что-нибудь действительно захватывающее.
Помните, как я говорила, что память меня иногда подводит? Насчет того, что я могла или не могла сделать? Не готова в этом поклясться, но я и вправду надеюсь, что прямо перед тем, как Ильяс, по обыкновению оглушительно испортив воздух, побрел на поиски кого-нибудь, кто мечтает сразиться с ним в шахматишки, я сказала:
— Гляди не накликай беду такими своими пожеланиями…
3
Сигнал тревоги звучит в наших стенах в среднем где-то пару раз в неделю — если на дворе полнолуние, то чаще, — так что никто по этому поводу особо не кипишится. Ну да, санитары реагируют достаточно быстро, но пациенты не носятся в панике или типа того. В большинстве случаев можно спокойно продолжать начатую беседу — разве что чутка повысив голос, пить чай и так далее, пока все это не прекратится. Но на сей раз первым делом послышался истошный визг, так что сразу стало ясно: произошло что-то и вправду из ряда вон выходящее.
У Дебби — санитарки, которая обнаружила тело, — глотка вообще луженая.
Произошло это в субботу вечером, почти ровно в одиннадцать часов, и большинство людей уже лежали по койкам. Я в тот момент сидела с Шоном и Тварью в кафетерии — как тут, в беспомощной попытке хоть немного изгнать казенный дух, порой именуют нашу постылую столовку, — просто чтобы уложить в животе последний прием пищи за день и поболтать ни о чем. Наверное, про музыку или про что-то по телевизору. И в жопу тот факт, что Лорен никому не позволяет наложить лапы на пульт от телика!
Выйдя за дверь, мы сразу увидели Дебби, которая во весь дух неслась по коридору со стороны мужских спален, так что тут-то я и поняла, что орала наверняка она, и она же и включила сигнал тревоги. У всего персонала есть личные беспроводные пульты для включения тревоги, висящие на ремне, — нажимаешь кнопку, и сирена завывает по всему отделению. Помню, как один из пациентов умыкнул как-то один такой пульт и спрятал, а потом нажимал на кнопку, когда ему становилось скучно, — и несколько дней в отделении творилось черт-те что.
