стене и зажмурил глаза. Не было желания подсматривать чужие ласки — даже так не хотел изменять своей Валентинке.
Дверь чуть скрипнула.
— Не обижайся… Я ухожу. Спокойной ночи…
Федор вздохнул облегченно. Услышал, как зло и торопливо чиркает спичками сосед, стараясь закурить. Федор открыл глаза, повернулся на спину и долго лежал так, вдыхая аромат крепкой сигареты. Потом кашлянул, сел на постели, протянул руку к пиджаку. Ему тоже захотелось затянуться горячим дымом.
— Ты… давно здесь? — услышал он.
Федор помолчал, разминая папиросу, зажег спичку.
— Что я, сам вселился? Комендант послал.
Другим, более приветливым голосом, сосед спросил:
— Что рано лег? Мы с женой пришли из гостей и… сюрприз!
— Устал. Из института приехал и лег…
— Ну, ладно. Давай спать… Как хоть тебя зовут, сюрприз?
— Федором.
— А я — Илья!
Ильи не стало слышно. И Федор словно опять остался в комнате один. Прислушиваясь к редким шагам в коридоре, к шуму тополиных веток за окном, лежал, думал. «Давно не встречались с Валентинкой. У нее дел по горло. А мне и вовсе некогда — лекции, практические… И в цехе надо сдавать минимум на рабочее место. Схем столько. Разберись. Может, правы были сестры: пойти бы в техникум? Институт тяжеловато осилить. — И улыбнулся себе, наблюдая, как ярко вспыхивает лунный свет на никелированной спинке. — Вообще-то всегда было тяжело. Десятый класс как кончал? В армии, заочно. Занимался после службы, когда все спали. Вытерпел. Только похудел тогда».
Вспомнилось Федору, как весной этого года, демобилизованный до срока из саперных войск, вернулся он на рудник в поселок Лазурный. По-вечернему от земли пахло теплой влагой и первой зеленой травой. Солнце катилось за степной горизонт. На жарком диске обозначилась темная линия далекого, днем не видимого бора. Склоны песчаного отвала — в тенях, острый гребень — в закатных отсветах.
— С благополучным возвращением! — встречали его соседи.
Хромовые сапоги скрипели, каблуки впивались в податливый песок дороги. Выйдет ли Валентина? Ждала ли его?
Все небо в полосах алого заката. Розовеют беленые трубы домов, и вершины берез в палисадниках становятся розовыми. И Валентина тоже вся розовая, как веселый огонек. Бежит к нему.
— Федя! С приездом!
А потом был пир. Пили за возвращение. Валя сидела рядом, в праздничном красном платье. И волосы ее были золотые и мягкие, ласкали его щеку. Старшая сестра Клавдия, высокая и статная, глядя на них добрыми, в сеточках первых морщинок глазами, усмехалась.
— Ишь, голуби…
Ольга, пощипывая конец толстой русой косы, говорила отцу:
— Быть к осени свадьбе.
Отец молчал, слушал всех. На столе лежали его большие смуглые ладони.
…Федор видел Валентинку и слышал смех ее сейчас в темной комнате, где быстрые тени касались потолка.
«Вот немного привыкну к новой работе, — рассуждает он, закрывая глаза отяжелевшими веками. — Привыкну к занятиям в институте и пойдем с Валей в кино. А через год поженимся».
Среди ночи ветер притих, наступила тишина. Все уснули, даже ночная дежурная тетя Луша.
С первыми звонками трамваев темнота стала редеть. В город приходило неяркое осеннее утро.
Проснулась тетя Луша, поправила платок на голове. Взяла с тумбочки список-побудку. Позевывая, пошла вдоль коридора, останавливаясь у нужных дверей.
— Ребятки! Ребятки! — стучала она. — Вставайте.
Федор открыл глаза и сразу сел, сбросив ноги с кровати. Увидев Илью, он громко поздоровался.
Илья обернулся. На мгновенье упрямо сжал губы, но тут же улыбнулся, протянул руку.
— Будем знакомы. Косотуров!
— Полугоров. Стажируюсь на монтера в электрическом цехе.
— Наш цех! Я слесарем там. Из армии, что ли?
Они стояли посреди комнаты. Федор был крупнее Ильи, с плечами атлета и с бурой от солнца шеей, с лицом добродушным и спокойным.
— Из армии. Решил учиться в институте и работать на ГРЭС.
— Правильно сделал! — одобрил Илья. — Давай одеваться… Ты женат?
— Нет еще, — улыбнулся Федор.
— Невеста, наверно, есть?
— Есть!
— Запишись в очередь на квартиру. А то будешь, как я, с женой на разных этажах жить…
— Надо. Это я учту. Да неудобно как-то… Только пришел — и квартиру…
В открытую форточку тянуло морозным воздухом. В конце коридора тетя Луша стучала в двери:
— Ребятки! Ребятки! Пора, вставайте!
ДЕВУШКИ
Два года назад Рита жила с матерью в поселке среди гор. Училась в школе и мечтала о педагогическом институте. Она и сейчас ночами слышит, как шумят лиственницы на перевалах и гонимые ветром озерные волны бьют в берега.
Когда весеннее солнце высушивало бездорожье, в поселок приезжали электрики с Зарянской ГРЭС. Они ревизировали оборудование и маленький генератор на озерной плотине. У электриков был катер. Вечерами они возвращались в поселок. Береговое эхо разносило напряженный стук мотора. Рита надевала шерстяное платье, укладывала в прическу легкие светлые волосы. Илья приходил усталый. Мать сухо здоровалась с ним: считала, что мужчина под тридцать лет не пара для дочери-десятиклассницы.
Начинало темнеть, луна выбиралась из-за гор. Пастухи-башкиры гнали скот в ночное. Густой туман приплывал в долину, стирал звезды с неба. Илья и Рита шли неровной тропкой.
— Мама будет ругать меня, — говорила Рита.
— Ну беги, — тихо отвечал Илья.
— Сейчас, — соглашалась она, но продолжала стоять, прижавшись щекой к его плечу.
Окончив школу, Рита приехала в Зарянск. Друзья Ильи потеснились, освободили комнату. Комендант Опухтин сделал вид, что не заметил, но через месяц, остановив Илью в коридоре, сказал:
— Косотуров, я молчу, но ты о квартире все же хлопочи. Так в общежитии проживать не положено. Ремонтируют же дома для молодоженов. Добивайся.
Шло время. О квартире Илья вспоминал редко.
— Не торопись, — утешал он Риту, — дойдет и до нас очередь. А может, уедем в Ургун… Знаешь — там перспективы! Там — дела!
Из цеха Илья приходил задумчивый, молчаливый. Поздно вечером, ложась спать, Рита видела в темном стекле отражение настольной лампы. Илья стоял, согнувшись над чертежной доской, или прохаживался.
В поздний час однотонный скрип половиц был особенно явственным. Она укрывалась одеялом с головой, стараясь уснуть, не мешать Илье. Утром вставала, готовила завтрак, влажной тряпкой вытирала пол. Все в этой комнате стало привычным, удобным.
Еще днем кто-то намекнул Рите, что им с Ильей придется «сокращаться». «Может, это случится через месяц?» — подумала она тогда.
Илья купил билеты на девять часов вечера, потом они еще поужинали у знакомых в поселке.
Тетя Луша встретила их сочувственным взглядом, развела руками…
— Вселился уже, — сказала она, точно извинялась.
Им как-то не поверилось. Пошли в комнату — хотелось убедиться.
Когда Рита ушла, оставив Илью, ей захотелось плакать. Пошла наверх, где жили девушки, где сама была прописана.
— Тетя Луша,