Книга Академия мрака - Том Пиччирилли

Закрыв лицо подушкой, Калеб попытался прислушаться. Остальная часть общежития уже принялась готовиться к завтраку и началу занятий в девять тридцать. Фены, смывы в душевых кабинах, трубы сортиров и стереосистемы, настроенные на университетскую радиостанцию ХЛОП, глушили звук телевизора. Планы сводить Джоди на зимнюю ярмарку сегодня вечером казались сорванными в полете. В последнее время им с девушкой нормально побыть вместе никак не удавалось.

– Ура-ура-ура, – пробормотал Калеб. – Славно поживает моя и без того богатая на потрясения личная жизнь.

Явилась пара девиц с третьего этажа, озарив Калеба сочувственно-милыми ухмылками. Ладно, значит, он снова болтал сам с собой. Вошло уже в привычку. Что ж, она даже добавляла Калебу обаяния. По крайней мере, иногда.

– Болезнь Альцгеймера, дамы, – пояснил Калеб. – Начинается как раз под сдачу выпускной диссертации.

В шерстяных халатах и пушистых тапочках, девушки проплелись мимо парня, посмеявшись над ним, переключили канал, сели и начали смотреть «Семейку Брейди». Кажется, их даже не особо раздражала «плавающая» картинка. С первых секунд Калеб понял, что крутят эпизод, где Синди теряет куклу Китти-Котомку, удивительно похожую на миссис Бисли из «Семейного дела» – разве что без бабушкинских очков, которые юная Баффи одержимо таскала у себя на поясе. Калеб не мог вспомнить настоящее имя актрисы, исполнившей роль Баффи. Брат, Джонни Уайтакер, снялся в «Томе Сойере», «Зигмунде и морских чудовищах», а затем вступил в Корпус мира – чтобы не повторить плачевную судьбу многих детей-актеров.

«Баффи» покончила с собой. «Передозировка наркотиков», – вспомнил Калеб.

Иногда просто ничего хорошего на ум не идет, в какую сторону ни повернись – хоть бы и в сторону «Семейки Брейди». В коридоре где-то в радиаторе лязгала льющаяся вода, по верхотурам окон тек конденсат. Калеб уставился на покрытые инеем кусты снаружи.

На занятиях его только и тянуло, что вернуться сюда и позаниматься чем-нибудь в свое удовольствие, но сейчас не хотелось ни читать, ни спать, ни стирать (а уж стирку-то затеять точно стоило). Одни стайки студентов маршировали вверх по склону к корпусам биологии и физики, другие пересекали лужайки, направляясь на гуманитарные факультеты в Кэмден-холле или в тренажерный зал. Калеб не мог взять в толк, как кто-то в принципе может бежать тренироваться с самого утра, хотя Вилли часто так делал.

Где-то поблизости зазвонил телефон.

Может, пойти и поболтать с Лягухой Фредом? Калеб посмотрел на часы. Стекло над циферблатом тоже отчего-то запотело.

Хотя напрягаться не стоило. Шансы на то, что Лягуха поднялся в такую рань, были нулевые. Впрочем, насчет его режима вообще нельзя быть уверенным. Парень мог дрыхнуть по шестнадцать часов в сутки, если не больше, – он называл это «сновидческая терапия» и относился к делу серьезно, с благоговением. Когда Лягуха рассказывал о своих похождениях на боковой, у Калеба часто возникало ощущение какой-то тоскливой тяжести в груди.

– Если ты управляешь сном о мире, ты управляешь миром, – однажды ленно бросил Лягуха Фред в эфире ХЛОП, прежде чем заснуть прямо за пультом управления. Угрюмая песня Doors – When The Music’s Over – прозвучала в тот вечер четыре раза без перебивки, а потом Рокки с охранниками заявился в студию, отперев дверь, и настучал Фреду по башке.

Пять минут десятого… шесть.

Калеб подумал о том, чтобы дождаться Джоди и уговорить прогулять оставшиеся занятия – зная, что нечего и пытаться. Она всегда серьезно относилась к оценкам – даже слишком серьезно, даже в начальной школе. О ней писали в местных газетах – что-то вроде «девушка не пропустила ни дня занятий вплоть до выпуска». Калеб понимал, что за причины двигали Джоди, но просто хотел, чтобы хоть раз все сложилось иначе. К глазам, откуда ни возьмись, подкатили слезы.

Джоди верила, что должна быть целеустремленной, если хочет иметь шанс избежать участи нищего белого отребья, поглотившей остальных членов ее семьи. Два брата и две сестры, все младше Джоди, уже обзавелись собственными семьями, прирастающими, точно снежный ком: с детьми, на чье содержание не было денег, бесконечными судимостями за наркоторговлю, проституцию и пальбу по собакам, парочкой умственно отсталых младенцев, никогда не получавших должного ухода, в котором так нуждались.

Ее брата Джонни шесть раз резали ножом, дважды в него стреляли, но парень все еще угонял машины – будто и не удаляли половину тонкой кишки этому молодчику. Второй брат, Рассел, был домушником, он любил карабкаться по водосточным трубам и шпалерам по ночам – подсматривать за ужинающими семейками, будто за каким-нибудь сраным ситкомом. Рассела уже пять или шесть раз арестовывали, но полиция не могла упечь его надолго, потому что тот никогда не крал ничего дороже пятидесяти баксов. В основном – копилки, женские трусики, радиочасы, старые черно-белые фотографии и любые выпуски «Ридерз Дайджест», которые только попадались под руку. Калеб прекрасно понимал, что братец Рассел – скорее фетишист, нежели воришка.

У Калеба также было нехорошее предчувствие, что братья, возможно, когда-то подвергли Джоди сексуальному насилию. Их коричневые зубы, татуировки и пивные животы наводили на исключительно дурные мысли. Сама Джоди ни в чем таком не признавалась, хотя иногда брыкалась и плакала во сне. Калеб задавался вопросом: а смог бы Лягуха Фред, эксперт по части сновидений, порыться в ее спящем подсознании и добраться до правды?

Особенно неуместным оказалось то, что мать-алкоголичка до сих пор хранила альбомы с вырезками первых попыток Джоди писать от руки и считать, с наклеенными повсюду золотыми звездочками и смайликами. Калебу доводилось листать эти альбомы – даже самый мелкий детсадовский шрифт в них казался идеальным. Каждый школьный проект был безупречен: пищеварительный тракт нарисован в точном масштабе, как и лимбическая система, карты погоды подробнее, чем у Мэри Гриссом, все такое до безумия тщательное и дотошное, и так – из года в год. Много ли известно миру пятилетних девочек, не допускающих в прописях ни единой ошибки?

Теперь, на последнем семестре их выпускного курса, Джоди еще больше погрузилась в учебу. А между ними ведь так много недомолвок и недосказанности. Чем дальше в лес, тем только больше. Дантист прописал Джоди такую странную штуку из пластика, чтобы вставлять в рот по ночам, – уж слишком сильно девушка скрежетала зубами во сне. По-научному эта хворь звалась бруксизмом. Скрежет не давал Калебу толком высыпаться, да и днем, бывало, чертовски отвлекал. Но Джоди уже даже не воспринимала звук, производимый челюстями, на слух – настолько он стал частью ее самой.

Ее высокий средний балл, охапка рекомендательных писем, хорошие отношения с преподавателями,