меня? Это низость, Генри!
Он (с усилием овладевая собой). Вы правы, миссис Бомпас. Виноват. Простите мою вспышку. Это у меня, вероятно, болезнь роста.
Она. Болезнь роста?
Он. Переход от романтической юности к цинизму зрелого возраста обычно занимает пятнадцать лет. Если они сжимаются до пятнадцати минут, такие темпы слишком стремительны, в результате — болезнь роста.
Она. Неужели сейчас время умничать? Ведь это решено, правда? Вы будете пай-мальчиком и солжете Тэдди, что у вас есть другая Аврора.
Он. Да, теперь меня ничто не остановит. Раньше я говорил ему только половину правды, а теперь исправлю свою ошибку и буду лгать вовсю. Я буду просто упиваться ролью джентльмена.
Она. Мой милый мальчик, я была уверена в вас. Я... Ш-ш! (Кидается к двери, открывает ее и прислушивается, затаив дыхание.)
Он. Что случилось?
Она (побелев от ужаса). Тэдди!.. Стучит по барометру. А если он подошел к барометру, значит, все в порядке. Может быть, Джорджина ничего ему не сказала? (Возвращается на цыпочках к камину.) Сделайте вид, будто ничего не случилось. Дайте мне перчатки, скорей.
Он подает ей перчатки. Она торопливо натягивает одну и с притворным спокойствием застегивает пуговицы.
Отойдите от меня подальше, скорей!
Он отходит от нее, упрямо сжав губы, и останавливается возле рояля, так как дальше идти уже некуда.
Я буду застегивать перчатки, а вы напевайте что-нибудь, тогда, может быть...
Он. Картина преступления будет полная. Ради всего святого, миссис Бомпас, оставьте свою перчатку в покое, вы похожи па карманного воришку.
Входит ее муж — цветущего вида, хорошо одетый коммерсант. У него короткая толстая шея, квадратный подбородок, по глаза веселые, а по линии рта можно судить, что это натура доверчивая. Выражение лица у него серьезное, но без тени недовольства — скорее наоборот.
Муж. Хэлло! А я думал, вы в театре.
Она. Я так беспокоилась, Тэдди. Почему ты не пришел к обеду?
Муж. Я получил записку от Джорджины. Она просила заехать к ней.
Она. Милая Джорджина! Как жаль, что я всю эту неделю не могла к ней выбраться. Надеюсь, у нее все благополучно?
Муж. Да, но она беспокоится о моем благополучии... и о своем.
Она бросает на Генри испуганный взгляд.
Кстати, Эпджон, мне бы хотелось поговорить с вами, если Аврора согласится обойтись без вас минуты две-три.
Он (сухо). Я к вашим услугам.
Муж. Торопиться некуда, успеем после театра.
Он. Мы решили не ходить в театр.
Муж. Вот как! Тогда, может, переберемся в мою берлогу?
Она. Зачем? Лучше я уйду, мне все равно надо спрятать бриллианты, раз мы не идем в театр. Дай мне мои вещи.
Муж (подает ей пушистое облачко и зеркало). Ну что ж, здесь, кстати, и места больше.
Он (оглядываясь по сторонам и расправляя плечи). Я, пожалуй, тоже за просторное помещение.
Муж. Так если ты не возражаешь, Рори...
Опа. Нет, нет, пожалуйста. (Уходит.)
Как только двое мужчин остаются одни, Бомпас неторопливо вынимает из бокового кармана тетрадку стихов, смотрит на нее в раздумье, потом смотрит на Генри, стараясь привлечь его взгляд. Генри прилагает все усилия, чтобы сохранить безмятежный вид.
Муж. Разрешите спросить, вам знакома эта рукопись?
Он. Рукопись?
Муж. Да. Может быть, вы хотите взглянуть на нее поближе?
(Сует тетрадку ему под нос.)
Он (разыгрывая приятное изумление). Да это мои стихи!
Муж. Как будто так.
Он. Какой ужас! Миссис Бомпас показала их вам! Вы, должно быть, считаете меня круглым идиотом. Но это было так давно! Я начитался суинберновских «Песен перед восходом солнца»{3} и не успокоился до тех пор, пока сам не настрочил несколько песен Восходящему солнцу. Помните? «Аврора — розовоперстая Аврора». Они все полны Авророй. Когда миссис Бомпас сказала мне,. что ее зовут Авророй, я не устоял перед искушением и дал ей почитать. Но мне и в голову не пришло, что она может представить их на ваш суровый суд.
Муж (ухмыляясь). Эпджон! Вы за словом в карман не полезете! Вам сам бог велел стать сочинителем. Мы с Рори еще будем гордиться, что принимаем у себя знаменитость. Каких только вралей мне не приходилось слушать — и постарше вас были, да где им с вами тягаться!
Он (прикидываясь удивленным). Неужели вы хотите сказать, что не верите мне?
Муж. Неужели вы надеетесь, что я поверю?
Он. Почему же нет? Не понимаю.
Муж. Бросьте. Нечего прикидываться дурачком, Эпджон. Прекрасно вы все понимаете.
Он. Клянусь вам, я совершенно не знаю, что подумать. Может быть, вы потрудитесь разъяснить свои слова?
Муж. Не надо переигрывать, дружок! Но раз уж на то пошло, я не поскуплюсь на разъяснения. Если вы воображаете, что эти стихи звучат так, будто они написаны не о живой женщине, а о том холодном, промозглом времени дня, ради которого вы ни разу в жизни не вставали с постели, — это не делает чести вашему таланту; а я, заметьте, могу ценить и уважать его не меньше, чем кто-либо другой. Ну, признавайтесь! Вы посвятили эти стихи моей жене?
Внутренняя борьба мешает Генри ответить.
Ну конечно! (Бросает тетрадку на стол, подходит к коврику перед камином, останавливается там в монументальной позе и, слегка посмеиваясь, выжидает дальнейшего хода Генри.)
Он (сухо, взвешивая каждое слово). Мистер Бомпас, вы ошибаетесь, клянусь вам. Надо ли говорить, что миссис Бомпас — женщина с незапятнанной репутацией — не способна допустить по отношению ко мне ни одной недостойной мысли. Тот факт, что она показала вам мои стихи...
Муж. Это совсем не факт. Они попали ко мне в руки помимо нее. Она мне их не показывала.
Он. Разве это не говорит о том, что мои стихи абсолютно невинны? Миссис Бомпас не замедлила бы показать их вам, если б она приняла вашу совершенно необоснованную точку зрения.
Муж (потрясенный). Эпджон, будьте честны. Не клевещите на свои умственные способности. Неужели вы думаете, что я разыгрываю из себя дурака?
Он (серьезно). Так и получается, уверяю вас. Даю вам честное слово джентльмена, что я никогда не питал к миссис Бомпас никаких других чувств, кроме самого обычного уважения и признательности за приятное знакомство.
Муж (коротко; впервые за все время проявляя раздражение).
Ах, вот как! (Отходит от камина и медленно приближается к Генри, оглядывая его с головы до ног с возрастающей неприязнью.)
Он (стараясь закрепить впечатление от своей лжи). Мне бы и в голову не пришло писать ей стихи. Это полнейший
