Он покачал головой.
— У нас уже есть два гитариста.
— А еще кто?
— Ну-у-у… Просто два гитариста.
Я рассмеялась.
— Послушай, барабанщик и фаготист могут составитьполовину группы. А два гитариста — это просто… — Он нахмурился, и я нестала заканчивать. — Как бы то ни было, я играю на клавишных инструментах.
— Правда? — Он покачал головой. — Откуда жетебе так много известно о гитарах? В смысле, ты назвала год этого «Страта»,когда он был еще в воздухе!
— Просто случайно угадала.
И конечно, я играю на гитаре. И на клавишных инструментах, ина флейте, и на ксилофоне, и на убогой губной гармонике — практически нетничего, на чем я не играю. Но я не считаю нужным сообщать об этом вслух: вседумают, раз ты непрофильный музыкант, значит, любитель. (Скажите этонепрофильному музыканту, ныне широко известному как Принц.) И я никогда нехвастаюсь своим высоким уровнем и не упоминаю названия школы, в которой учусь.
Он сощурил темные блестящие глаза.
— Ты точно не играешь на гитаре?
Я рассмеялась.
— Я этого не говорила. Но, поверь, я совершенно точноиграю на клавишных инструментах. Как насчет завтра?
— Но… ммм… ты даже не знаешь, как мы… — Он сделалглубокий вдох. — Я имею в виду, типа, какие твои?…
— Нет! — прервала я его. — Только не это!
Если бы он спросил, каковы мои предпочтения, на этом все изакончилось бы.
Он пожал плечами.
— Ты понимаешь, что я имею в виду.
Я вздохнула сквозь стиснутые зубы. Как объяснить, что яслишком тороплюсь, чтобы придавать значение такой ерунде? Что есть вещиповажнее, о которых стоит беспокоиться? Что у мира больше нет времени длянавешивания этикеток?
— Послушай, допустим, ты ненавидишь могилы, идет?
— Ненавижу могилы?
— Ну да, терпеть не можешь гробницы. Не выносишьсклепы. Питаешь отвращение к любым местам, где кто-то похоронен. Понимаешь?
— С какой стати?
Я испустила стон. Может, у Мосси и не такой уж широкийкругозор.
— Гипотетически ненавидишь могилы.
— А-а… Ладно. Я ненавижу могилы.
Он постарался придать лицу выражение ненависти к могилам.
— Прекрасно. Просто превосходно. И, тем не менее, тыведь пойдешь в Тадж-Махал?
Считая, что этим все объяснено, я победоносно вскинула руки.
— Ммм… Куда я пойду?
— В Тадж-Махал! Самое прекрасное здание в мире! Знаешь,все эти индийские рестораны тут за углом, с фресками на стенах?
Он медленно кивнул.
— Да, я знаю, какое здание ты имеешь в виду: множествоарок, впереди водоем и что-то вроде луковицы на крыше?
— Именно. И все очень красиво.
— Наверно. Что, там кто-то похоронен?
— Да, Мос, древняя королева. Это самая настоящаягробница. Но ты же не сочтешь ее отвратительной только потому, что онаотносится к этой категории?
Выражение его лица сменилось от ненависти к гробницам кзадумчивости человека с широким кругозором.
— То есть другими словами… — Он ненадолгозамолчал. — Ты не против оказаться в группе, играющей альтернативныйдез-метал шифро-фанк,[8] до тех пор, пока она остаетсяТадж-Махалом альтернативного дез-метал шифро-фанка, я правильно понимаю?
— Вот-вот! — воскликнула я, — Вы, парни,можете не беспокоиться о категории. Любой дез-метал, какой пожелаете. Простоделайте это хорошо. — Я подхватила «Стратокастер» и плотнее завернулаее. — Так как насчет завтра? В два часа.
Он пожал плечами.
— Ладно. Почему бы не попробовать? Может, клавишныеинструменты — это как раз то, чего нам не хватает.
«А может, это мне вас не хватает», — подумала я, новслух просто сообщила ему номер своего телефона и кивнула на дом по другуюсторону улицы.
— Ох, и еще два вопроса, Мос.
— Конечно.
— Первый: вы и впрямь играете дез-метал шифро-фанк?
Он улыбнулся.
— Не волнуйся. Это гипотетический дез-метал шифро-фанк.
— Проехали.
Я постаралась не замечать, насколько улыбка делает его ещеобаятельней. Теперь, когда нам предстояло вместе репетировать, мне не следовалообращать внимание на такие вещи.
— Вопрос второй: у вашей половины группы есть название?
Он покачал головой.
— Нет.
— Никаких проблем. Это будет легче легкого.
3. «Poisonblack» [9]
MOC
На следующий день мы с Захлером впервые увидели черную воду.
Мы только что встретились у моего дома и шли к Перл. Упожарного гидранта на той стороне улицы собралась стайка детей. Они взламывалиего огромным гаечным ключом, рассчитывая получить некоторое облегчение отудушающей жары разгорающегося дня. Захлер остановился посмотреть — как он делалвсегда, когда дети творили что-то более-менее незаконное.
— Глянь-ка!
Он усмехнулся и кивнул на припаркованный дальше по улицеавтомобиль с откидным верхом. Если в ближайшие десять секунд гидрант извергнетводу, невнимательный водитель рискует основательно промокнуть.
— За своей гитарой следи, — сказал я.
Мы уже отошли от гидранта на двадцать футов, но кто знает,какое давление может быть в нем в жаркий летний день?
— Она же защищена, Мос, — ответил он, но выровнялу себя за спиной футляр с инструментом. Было странно идти на репетицию спустыми руками, лишь с несколькими гитарными медиаторами в кармане. Пальцызудели от желания сыграть первые ноты на «Страте».
Мы, типа, опаздывали, но автомобиль был «БМВ», а водитель вкостюме, при галстуке и разговаривал по сотовому телефону. Во времена нашего сЗахлером детства промокший тип вроде этого давал пожарному гидранту примернодесять тысяч очков. Мы могли позволить себе задержаться на десять секунд.
Однако дети все еще возились с гидрантом, когда автомобильтронулся.
— Маленькие неумехи, — вздохнул Захлер. —Может, помочь им?
