1. «Вали отсюда, Джо»
В конце концов после года охоты я нашел Сару. Оказывается,она пряталась в Нью-Джерси, и это разбило мне сердце: как, Хобокен?[1]Сара обожала Манхэттен, для нее Нью-Йорк был все равно что еще один Элвис,[2] Король, только созданный из кирпича, стали и гранита. Остальноймир представлялся ей бескрайним продолжением родительского подвала — последнегоместа, где она хотела бы оказаться.
Неудивительно, что она почувствовала необходимость бежать,когда болезнь начала овладевать ее разумом. Инферны всегда убегают от того, чтораньше любили.
И все же, узнав, где она, я покачал головой. Прежняя Сара незастряла бы намертво в Хобокене. И тем не менее я был гам, допивал десятуючашку кофе на автостоянке старого рассыпающегося паромного терминала,вооруженный только собственными мозгами и рюкзаком с вещицами, так или иначесвязанными с Элвисом. Серое небо, отражаясь в черном зеркале кофе, вздрагивалов такт биению моего сердца.
День угасал. Я провел его в ближайшем бистро, изучая меню, вожидании пока разойдутся облака, и молясь, чтобы скучающая, оченьпривлекательная официантка не завела со мной разговор. Начни она со мной беседу— мне тотчас пришлось бы уйти и целый день слоняться по пристани.
Я был на взводе: обычное напряжение перед встречей с«бывшей» плюс дополнительный бонус — оказаться лицом к лицу сманьяком-каннибалом, да и время тянулось мучительно медленно. В конце концовсквозь облака пробились солнечные лучи, достаточно яркие, чтобы загнать Сару втерминал — инферны не выносят солнечного света.
На этой педеле дожди шли часто, и сорняки яростно лезлисквозь асфальт; старая автостоянка пошла трещинами, словно засохшая грязь.Отовсюду за мной наблюдали бездомные? коты, несомненно привлеченные бурноразросшейся популяцией крыс. Хищники, их жертвы и руины — поразительно, какбыстро природа заглатывает места обитания людей, стоит лишь от них ненадолгоотвернуться. Жизнь всегда ненасытна.
Согласно отчетам Ночного Дозора, никаких характерныхпризнаков присутствия хищника в этом месте не было — транзитные рабочие непропадали, на бездомных никто не бросался. Однако каждый раз после того, каклюди из службы профилактики чумы все тут хорошенько протравят, орды крыспоявлялись снова, несмотря на то что в этой заброшенной части города пищевыхотбросов очень мало. Единственное объяснение — обитающий здесь инферн. НочнойДозор проверил местную крысу, и она оказалась из моей «семьи».
Это могло означать одно: Сара. За исключением ее и Морганы,все девушки, которых я когда-либо целовал, уже находились за решеткой.(Моргана, в этом я был уверен, не пряталась в старом паромном терминале.)
Запертые на висячие замки двери пестрели желтымиобъявлениями с предупреждением о крысином яде, но складывалось впечатление,будто парни из службы профилактики чумы чего-то побаиваются. Они разбрасывалисвои смертоносные пакетики, нашлепывали предостерегающие объявления и быстросматывались отсюда.
К счастью для них, им платят слишком мало, чтобы связыватьсяс инфернами. Правда, и мне гоже, если не считать отменного пособия по болезни.Однако у меня в этом деле есть определенная ответственность: Сара не простопервая в моей родословной — она была первой настоящей подружкой. Моейединственной настоящей подружкой, если уж на то пошло.
Мы встретились в день начала учебных занятий — первый курс,философия — и очень быстро затеяли дискуссию касательно свободы воли ипредопределения. Дискуссия продолжилась и за пределами аудитории — в кафе, апотом на всем пути до ее комнаты тем же вечером. Сару очень интересоваласвобода воли. Меня очень интересовала Сара.
Дискуссия растянулась на весь семестр. Как человек,специализирующийся на биологии, я считал, что свобода воли — это скорее некиебиохимические процессы в мозгу. Молекулы, сталкивающиеся друг с другом такимспособом, который создает ощущение возможности выбора, хотя на самом деле этопросто пляска крошечных шестеренок — нейроны и гормоны, сцепляющиеся, как вчасовом механизме, и в итоге выдающие решения. Это не вы используете свое тело— оно использует вас. Нетрудно догадаться, что победу в этом споре одержал я.
Признаки пребывания Сары остались повсюду. Все окна науровне глаз разбиты, все металлические поверхности, способные отражать,замазаны грязью или чем похуже. И конечно, крысы, повсюду крысы, просто полчищакрыс. Их неким и писк были слышны даже снаружи.
Я втиснулся между створками, неплотно скрепленными висячимзамком, и остановился, дожидаясь, пока зрение адаптируется к темноте. Внутришмыгал и крысы — до меня доносились звуки быстрых шажков. Мое появлениепроизвело эффект брошенного в воду камня: крысам понадобилось время, чтобыразбежаться во все стороны, и «рябь» улеглась.
Я прислушивался, дожидаясь бывшую подружку, но слышал толькосвист ветра в разбитых окнах и мириады ноздрей, принюхивающихся ко мне. Онидержались поодаль, ощущая знакомый запах и пытаясь определить, являюсь ли ячастью «семьи». Видите ли, крысы заключают соглашение с этой болезнью, будучизараженными, — они не страдают. Человеческим существам повезло меньше.Даже люди типа меня — которые не превращаются в голодных монстров и неиспытывают потребности убегать от тех, кого любят, — страдают. Утонченно.
Я бросил рюкзак на пол, достал афишу и, развернув ее,наклеил на внутреннюю сторону двери. Отступил на шаг, и вот он — Король,улыбающийся мне сквозь тьму, блистательный на фоне черного бархата. Сара ни зачто не пройдет мимо этих пронизывающих зеленых глаз и лучистой улыбки.
Чувствуя себя в большей безопасности под пристальнымвзглядом Элвиса, я углубился во тьму. Словно в церкви, рядами тянулись длинныескамьи; в воздухе ощущался слабый запах тел человеческой толпы, давнопокинувшей это помещение: когда-то здесь сидели пассажиры, дожидаясь следующегопарома на Манхэттен. Кое-где лежали постели из газет, сооруженные бездомными,но; если верить моему носу, ими не пользовались уже на протяжении несколькихнедель — с тех пор, как тут объявился хищник.
За мной осторожно следовало множество крошечных лапок; крысывсе еще терялись в догадках, что я собой представляю. Я наклеил бархатно-черныеафиши с Элвисом на каждый выход из терминала, их яркие краски дисгармонировалис тускло-желтыми предостережениями о крысином яде. Потом залепил афишамиразбитые окна, чтобы, куда Сара ни кинулась, ее повсюду встречало лицо Короля.
У одной стены я нашел разорванную в клочья рубашку,испачканную свежей кровью и выброшенную за ненадобностью, словно конфетнуюобертку. Пришлось напомнить себе, что это осталось не от Сары, которую такволновали свободная воля и всякие милые пустячки, имеющие отношение к Элвису.Теперь она — хладнокровный убийца.
