Прежде чем снова застегнуть рюкзак, я достал оттудавосьмидюймовую фигурку, изображающую Элвиса на телевизионном концерте«Возвращение» шестьдесят восьмого года, и положил ее в карман. Я надеялся, чтомое лицо, знакомое Саре, защитит от нападения, но никогда не повредит иметь подрукой надежное проклятие.
Наверху, где из стены, нависая над залом ожидания,выдавались офисы паромной администрации, раздались какие-то звуки. Инферныпредпочитают устраиваться в маленьких, высоко расположенных помещениях.Лестница была одна, ступени в середине провисали, словно старый фартук. Поддействием моего веса первая же, к несчастью, заскрипела.
Это не имело значения — Сара уже должна знать, что кто-тотут есть, — но дальше я пошел осторожнее, после каждого шага дожидаясь,пока лестница перестанет качаться. Парни из Архива предупреждали меня, чтотерминал бездействует уже лет десять.
Используя преимущество медленного подъема, я оставлял наступенях кое-какие предметы из своего рюкзака. Накидку с блестками, миниатюрнуюрождественскую елку, альбом «Элвис ноет Евангелие».
Черепа, выстроенные в ряд, смотрели на меня сверху, слестницы. Я уже видел помеченные таким образом логовища, отчасти нечто вродезаявки на свою территорию — предостережение другим хищникам держатьсяподальше, — отчасти нечто такое, что инфернам просто… нравится. «И вновьникакой тебе свободной воли, — подумалось мне, — обычныебиохимические процессы в мозгу, определяющие эстетические предпочтениянастолько же предсказуемые, как и покупка мужиком средних лет красногоспортивного автомобиля».
Носком ботинка я отшвырнул один из черепов во тьму, онпокатился по полу с негромким «ка-бум-ка-бум-ка». Когда эхо растаяло вдали, яуслышал чье-то дыхание. Интересно, узнала ли она мой запах?
— Это я! — негромко окликнул я, не особеннорассчитывая на ответ.
— Кэл?
Я замер, не веря своим ушам. Никто из бывших девушек,которых мне удавалось выследить, не говорил ни слова и уж тем более непроизносил моего имени. Однако я узнал голос Сары — даже дребезжащий,иссушенный и ломкий, это был ее голос.
— Я здесь, чтобы помочь тебе, — сказал я.
Никакого ответа, кроме топота крысиных лапок. Даже еедыхания не было слышно: инферны умеют не дышать, существуя за счет кислорода,запасаемого в цистах паразита.
Передо мной тянулась галерея с рядом дверей покинутыхофисов. Сделав несколько шагов, я заглянул в первый попавшийся: мебельотсутствовала, на сером ковре были видны впечатанные в него маленькиеквадратики. Не самое скверное место для работы, между прочим: большие окнавыходят на гавань — вид изумительный, даже несмотря на разбитые и грязныестекла. По ту сторону реки лежит Манхэттен, шпили и окна зданий в деловой частигорода светятся оранжевым в лучах заходящего солнца. «Странно, что Сараоставалась там, откуда виден остров, столь любимый ею, — недоумеваля. — Как она могла выносить это? Может, она все же другая».
На полу валялось несколько пузырьков из-под крэка, стараяодежда и снова человеческие кости. «Интересно, где она охотилась, —настойчиво вопрошал я сам себя, — и как получилось, что Дозор незафиксировал эти убийства?» У хищников есть одна особенность: они оставляют налюбой экосистеме огромный статистический след. Поместите около двух десятковубийц даже в самый большой город, и они будут бросаться в глаза, словноохваченный огнем дом. Последнюю тысячу лет эта болезнь развивала в себеспособность оставаться как можно более незаметной, однако любителям человечинкивсе труднее и труднее прятаться. В конце концов, жертвы-люди имеют сотовыетелефоны.
Я вышел в коридор, закрыл глаза и снова прислушался. Ничего.Когда я открыл их, Сара стояла передо мной. В голове промелькнула ужаснотривиальная мысль: «Она похудела». Жилистое тело почти полностью скрываливорованные обноски — словно у ребенка в одежде не по росту, с чужого плеча. Каквсегда при встрече с «бывшей» после долгого перерыва, возникло ощущение чего-тосверхъестественного при виде трансформации, которую претерпело знакомое лицо.
Я могу понять, почему легенды называют их прекрасными:героиновое изящество, но без скверной кожи. И взгляд у инферна такойнапряженный! Адаптированные к темноте, их зрачки и радужные оболочки огромны, акожа вокруг глаз оттянута назад, больше обычного обнажая глазные яблоки. Словнокинозвезды, они всегда выглядят удивленными и почти совсем не мигают.
Одно короткое, ужасное мгновение я думал, что снова влюбленв нее. Но нет — это был просто ненасытный паразит внутри меня.
— Сара… — выдохнул я.
Она зашипела. Инферны ненавидят звук собственных имен,потому что он ранит перепутанные каналы их мозга так же, как проклятие. Но онапозвала меня по имени…
— Убирайся, — прозвучал дребезжащий голос. В ееглазах я видел голод — инферны всегда голодны, — но есть меня она не сталабы, я был слишком хорошо ей знаком.
Крысы заметались вокруг ног, думая, что надвигаетсяубийство. Я с силой топнул специальным, защищающим от крыс ковбойским сапогом,и они бросились врассыпную. Этот звук заставил Сару обнажить зубы, и живот уменя свело. Пришлось напомнить себе, что она не станет есть меня, не сможетесть меня.
— Я должен забрать тебя отсюда. — И сжал фигурку вкармане.
Инферны никогда не сдаются без борьбы, но Сара была моейпервой настоящей любовью. Может быть… Она ударила, словно молния, открытойладонью по макушке; удар был настолько силен, что возникло ощущение, будтолопнула барабанная перепонка.
Я зашатался, сделал шаг назад. Мир вокруг звенел, новыеудары обрушились на живот, вышибая дух. И потом, лежа на полу, чувствовал нагруди вес Сары, ее тело, жилистое, словно мешок, битком набитый разъяреннымизмеями, ее густой запах бил мне в ноздри.
Она оттянула мою голову назад, обнажила горло, но потомзамерла; в ее странно мерцающих глазах явно отражалось какое-то сражение. Чтоэто было? Любовь ко мне? Или просто проклятие хорошо знакомого лица?
— Кафе на углу Первой авеню и Восьмой стрит, —быстро заговорил я, взывая к воспоминанию о ее любимой пиццерии. —Ванильная водка на скалах. «Вива, Лас-Вегас!» — И, чтобы подчеркнуть последнее,добавил: — Второе имя его матери было Любовь.
При этом втором напоминании об Элвисе Сара зашипела, словнозмея, ее руки с длинными хищными когтями потянулись ко мне. Ногти инфернов,точно у трупов, продолжают расти, даже когда вся остальная плоть тает, и ееногти были такие искривленные, такие черные, как высохшая оболочка жука.
Я остановил ее, назвав пароль нашего общего счета ввидеомагазине, отбарабанив номер ее сотового телефона и имена золотых рыбок,которых она бросила, когда сбежала. Сара содрогнулась: упоминание о старых,хорошо знакомых вещах, когда-то таких важных, обрушилось на нее, словно удар.Потом она испустила вой, снова оскалилась и вскинула когтистую лапу…
