Лицом к фанатикам
Обложка книги — ее визитная карточка. Если на ней мы видимназвание, намалеванное истекающими кровью буквами, а несколько ниже — щерящуюсяморду с вытаращенными глазами, то можно сказать сразу, что это низкопробный«ужастик», т.е. жуткое дерьмо. Если же на обложке полунагая бабенка в объятияхгероя и если у оного героя в руке ятаган, а сверху на все это взирает дракон свнешностью истощавшего аксолотля, значит, мы имеем дело с нищенской, убогойфэнтези. Почему так происходит? Почему, спрашивается, издатель собственнойрукой навешивает на свою продукцию ярлычок, вопиющий о дешевке? Ответ прост.Издатель целится в так называемого ФАНАТИКА, а так называемый ФАНАТИК желаетвидеть на обложке картинку Бориса Вальехо, ФАНАТИК желает лицезреть голыеягодицы и груди, которые вот-вот вырвутся из-под накрахмаленных лифчиков.ФАНАТИК не ищет в фэнтези смысла, того самого смысла, который должен во весьголос кричать, что в ажурных доспехах никто в бой не кидается, ибо в такихдоспехах невозможно даже продираться сквозь заросли крапивы, густо покрывающейяры и овраги Мрачных Пущ и склоны Серых Гор, где золота, как известно, нет.
Создается впечатление, будто фэнтези как жанр столь сильноиспугался критиков, что в своем развитии начал пользоваться своеобразноймимикрией — словно бы отринул все претензии и полностью отказался от борьбы заместо на Олимпе. Фэнтези не требует признания — ей достаточно табуновФАНАТИКОВ, покупающих все, что появляется на прилавках. Лучшим тому примеромявляются известные циклы, сериалы фэнтези с вызывающим тревогу обилиемпродолжений. Рекорд в этом смысле, вероятно, принадлежит некоему Алану БертуЭйкерсу, цикл которого — «Скорпион» — насчитывает свыше сорока томов. Неплохтакже старый нудяга Пирс Энтони со своим «Ксантом» — он накропал ровно тридцатькнижек в серии, а попутно шлепнул еще семь с продолжениями цикла «Начинающийадепт», четыре «Таро» и массу других книг и циклов. На счету у Джона Нормана, окотором речь впереди, что-то около одиннадцати томов цикла «Гор». Скромныхавторов, ограничившихся сагами из пяти, четырех, а то и вовсе трех томов,перечислить не удастся, ибо имя им — легион.
Жажда денег?
Любопытно, что большинство авторов, стряпающих жуткиесаги, — писатели способные, умелые и интересные. Так почему же хорошиеписатели тискают том за томом, растягивая циклы, словно жевательную резинку,вместо того, чтобы использовать идеи для написания чего-то совершенно нового.Кажется, я знаю ответ. Авторы влюбляются в своих героев, им трудно с нимирасставаться. Осознав, что из протагонистов больше не выжмешь ни капли, ониначинают лепить очередные тома об их потомках.
Авторы влюбляются в свои миры и карты. Если на такой картеесть Серые Горы, а пяти томов протагонисту оказалось недостаточно, чтобыубедиться, что золота там нет, тогда пишется том шестой. А в следующем,седьмом, появится смежный лист карты, и мы узнаем, что расположено к северу отСерых Гор — а это будет несомненно Плоскогорье Серого Дерьма. И наконец,авторы, по сути дела, лентяи, и им просто не хочется думать. Авторы — этоограниченные тупицы, и хоть ты тресни, им никаким кресалом не высечь из себяничего оригинального, вот они и вынуждены трепать на ветру затасканную схему. Ктому же авторы — это расчетливые бестии, их интересуют только денежки, идущиеза каждый том.
И все это — обратите внимание! — написал субъект,фабрикующий «Ведьмаков»!
Пока что субъект, фабрикующий «Ведьмаков», вроде бы признаетправоту противников фэнтези, которые настаивают — повторяю вслед за МарекомОрамусом — на убожестве жанра. Согласен: жанр этот в своей массе чудовищноистощал. Однако я не могу признать правоту тех, кто утверждает, будто убожествоэто есть следствие того, что действие происходит в надуманных мирах, а героеввооружают мечами. Я не берусь утверждать ничего иного, кроме того, что научнаяфантастика, киберпанк и т.п. не менее убоги в своей массе. Никто меня неубедит, будто мир, уничтоженный войной либо катаклизмом, где каждый борется скаждым, а все вместе — с мутантами, лучше квазифеодального мира, где каждыйборется с каждым и все вместе охотятся на гоблинов. Хоть ты тресни, я не вижу,чем полет на Тау Кита лучше и достойней экспедиции в Серые Горы, где золота,как известно, нет. Взбунтовавшийся бортовой компьютер для меня ничуть не лучше,чем предатель-чародей, а лазер-бластер не становится для меня достойней меча,алебарды или окованного цепа. А превосходство пилота Пиркса либо Эндера надКонаном, которое я охотно признаю, следует для меня отнюдь не из того, что двапервых носят скафандры, а третий набедренную повязку.
Ле Гуин против Толкина
Однако в современной фэнтези можно заметить определеннуютенденцию — явное желание вырваться из артуровско-толкиновской схемы. Этипопытки почти исключительно предпринимают авторы-женщины. В фэнтези последнихлет виден решительный перевес пишущих дам.
Революция началась с Урсулы Ле Гуин, которая сотворилатолько одну классическую фэнтези — зато такую, которая поставила ее на подиумрядом с мэтром Толкином. Речь идет о книгах Земноморья. С опасной легкостьюмиссис Урсула вырвалась из толкиновской колеи и отказалась от артуровскогоархетипа в пользу символики и аллегории. Но какой?
Уже сам Архипелаг Земноморья — это глубокая аллегория:разбросанные по морю острова словно одинокие, обособленные люди. ЖителиЗемноморья тоже одиноки, поскольку они утратили Нечто. Для полного счастья ипокоя им недостает потерянной Руны Королей из сломанного Кольца Эррет Акбе. Впервом томе перед нами классическая проблема Добра и Зла. Есть также экспедициягероя. Но путешествие Геда отличается от обычных походов в Серые Горы — этоаллегория, это вечное прощание и расставание, вечное одиночество. Гед боретсяза достижение совершенства с самим собой, он побеждает, объединяясь с элементомЗла, тем самым признавая дуализм человеческой натуры. Он добиваетсясовершенства, признавая, однако, тот факт, что абсолютное совершенствонедостижимо. Мы даже сомневаемся в уже достигнутом Гедом совершенстве — иправильно делаем.
«Гробницы Атуана» ведут нас еще дальше в закоулки психики.Вот Атуанский лабиринт, живьем взятый из архетипа, из критского лабиринтаМиноса. Как и лабиринт Крита, лабиринт Атуана таит своего минотавра — это не классическоечудовище, которое рычит, брызжет слюной, роет землю и обрывает уши, смеясь приэтом зловеще. Минотавр атуанского лабиринта — это сконцентрированное зло вчистом виде. Зло, уничтожающее психику, особенно психику неполную,несовершенную, неготовую к таким встречам.
В такой лабиринт браво входит Гед — герой, Тезей. И, какТезей, Гед осужден на свою Ариадну. Его Ариадна
