тяжёлой одоспешенной пехоты с большими щитами от него было бы мало толку, но здесь, в чистом поле, да против толпы голопузых дикарей – это была настоящая зверь-машина!
И достоинства, и недостатки той или иной разновидности античного полибола определяются его штатным боеприпасом. Острая стрела для надёжного поражения цели требует гораздо меньшей скорости, чем тупая круглая пуля, а теряет она её не так быстро – благодаря обтекаемости и большему весу. Поэтому полибол-стреломёт, даже при всей своей относительной дороговизне, кое-какое распространение всё же получил – на Родосе, в Александрии и у тех же римлян, ещё не вылезших в абсолютные гегемоны и потому всё ещё охочих пока что до технических новинок учёных греков. Пулевой же, изобретённый практически одновременно со стреломётом, если не раньше, так и остался в единичных экспериментальных экземплярах, так и не получивших признания и не заинтересовавших античных вояк. Главная причина – как раз вот в этой меньшей поражающей способности против одоспешенной античной фаланги и её разновидностей. При равных прочих это – определяющий фактор. А прочие у тех греков как раз практически равны, если не считать несколько меньшей стоимости пулевого полибола за счёт более простой конструкции – простой ползун вместо сложного поворотного вала-подавателя с винтовым пазом. Почему Дионисий Александрийский – или кто там на самом деле изобрёл пулевой полибол – не додумался до кривошипно-шатунного механизма, взводящего ползун при неподвижном «ствольном» направляющем желобе, просто ума не приложу, но факт остаётся фактом – в том греческом полиболе, даже в простом пулевом, аналогом затвора является подвижный направляющий желоб, который перед выстрелом надо вернуть в исходное положение. В результате стрелять вращением рукоятки ворота в одну сторону не получается – сперва взводим механизм вращением на себя, затем возвращаем «ствол» взад вращением ручки обратно, останавливаем, стреляем, потом повторяем цикл снова – хрен тут разгонишься до хорошей скорости вращения. Для стреломёта разгоняться, пожалуй, и ни к чему – стрела в этом случае может и не успеть провалиться из магазина в паз вала-подавателя, а из него – в ложе желоба, но для пулевого модификация с неподвижным желобом и непрерывным вращением рукоятки была бы вполне реальной и работоспособной, если бы греки до неё допетрили. Но они не допетрили, и в результате ихний «пулемёт» не имеет ни малейших преимуществ в скорострельности перед ихним стреломётом, а следовательно, с учётом его меньшей поражающей способности, он и на хрен никому не нужен.
Я вовсе не хочу сказать, что означенный Дионисий – если это был он – дебил и недоумок. Хрен бы я промозговал всю эту конструкцию нашего агрегата с нуля, и спасибо ему огромное за тот конструктивный задел, который он выполнил за меня. Но подобных недоделок, выхолащивающих гениальнейшее изобретение, я всё же не люблю, и поэтому мы пошли другим путём. Я ведь уже упоминал, кажется, что от громоздкой торсионной рамы мы отказались, вернувшись к простейшей схеме арбалета? Имея нашу пружинную бериллиевую бронзу – решение самоочевидное. А потом, когда мой раб-инженер Диокл уяснил суть, я растолковал ему буквально на пальцах идею неподвижного желоба-ствола и небольшого ползуна-затвора прямо на тетиве, а затем – и приводящего всю эту систему в действие кривошипно-шатунного механизма.
С этого момента от меня больше ни хрена не требовалось – ну, кроме разве что финансирования работ, конечно. Ведь учить бывшего раба-механика самого Архимеда его же ремеслу – это же заведомо его только портить. Всю систему зацепления-расцепления ползуна-затвора с шатуном, как раз и обеспечивающую «автоматическую» стрельбу при непрерывном вращении рукояти, мой сицилиец придумал уже и сам, предоставив мне в итоге готовый механический «пулемёт» Дионисия – Канатова – Диокла. Машинка удалась на славу и в заварушке с нумидийцами – уже в трёх экземплярах – зарекомендовала себя прекрасно. А уж в каком восторге от неё был тогда Бенат! Он и сейчас с удовольствием согнал бы с уже разложенного станка первого номера нашего «пулемётного» расчёта и занял бы его место сам, как и тогда, дабы тряхнуть стариной, да только вот другая у него теперь служба и другие функции. Есть кому и без него ударить техническим прогрессом по многолюдству и лихой дикарской отваге размалёванных чуд в перьях.
Вот из этой машинки мы и звезданули по густой толпе чингачгуков, когда те опомнились и решились всё-таки атаковать. А когда её магазин опустел, и второй номер расчёта наполнял его новыми свинцовыми пилюлями, дали залп кулевринщики. И снова стрекотал «пулемёт», и снова грохотали наши хлопушки, а вместе с ними не забывали о своих обязанностях и эдемские лучники Фамея. А ещё стояла стеной уже выстроившаяся в подобие фаланги, прикрывшаяся щитами и ощетинившаяся копьями тяжёлая линейная пехота колонистов, фланги которой прикрывали дружественные им гойкомитичи. Но до рукопашки дело так и не дошло – положив своих лучших бойцов под пулями, картечью и стрелами и израсходовав целиком свой драгоценный и трудновозобновимый запас героев, дикари растеряли весь свой кураж, и на рукопашную схватку с эдемскими копейщиками их уже не хватило. Ещё один залп кулеврин и ещё один магазин «пулемёта» сломили их окончательно, и заметно поредевшая толпа, оставив на поле боя где-то с четверть своего состава – ага, в виде «двухсотых» и «трёхсотых», задала стрекача. Лучники ещё дали по ним залп для порядка, но ясно было уже и так, что в это селение дикарей войско теперь войдёт беспрепятственно. Ну, разве только пара-тройка мелких уличных стычек…
Так оно примерно и вышло. Лишь в паре мест пришлось давить сопротивление правильному строю эдемских копейщиков, а в основном с зачисткой вполне справлялись и наши красножопые союзники. Только у самой пирамидальной насыпи настропалённые Чанами дикари вновь попытались дать нашим сражение, но мы с Васькиным и Велтуром выбили из арбалетов самых ярых зачинщиков, а лучники – наиболее зомбированных из ихней массовки.
– Ты же не даёшь мне отличиться! – возмутился шурин. – Я помню, что я тебе обещал, но так же тоже нельзя! За всю эту войну я так ни разу даже и не обнажил меча!
– Как и я сам, между прочим, – заметил я ему в ответ.
– Но ты успел уже намахаться мечом и раньше, а я – нет! – возразил парень. – Что обо мне подумают наши солдаты?
– А главное – одна очень симпатичная эдемочка? Скажи нам, сколькими лично убитыми дикарями ты намерен перед ней похвастаться, и мы их всех подтвердим. И даже поможем тебе придумать подробности поправдоподобнее.
– Тебе всё шутки, Максим, а я не могу понять, зачем ты тогда
