С этими словами она опустилась на диван из красного дерева, обитый плюшем, и Феликс снова сел в кресло.
Разговор начался в темпе алегретто серией подробных вопросов о впечатлении герра Мендельсона об архитектурных красотах Франкфурта. Подобно хорошо натренированному бегуну, бегущему барьеры, он прошёл этот предварительный тест на «отлично». Затем последовала интерлюдия по вопросу о закусках. Хочет ли герр Мендельсон чай или предпочитает что-нибудь более крепкое? Может быть, стакан превосходного рейнского вина? Или коньяк? Вопрос был закинут как удочка, чтобы оценить, является ли герр Мендельсон любителем алкогольных напитков и, следовательно, потенциальным пьяницей.
Он умело избежал ловушки, заявив, что предпочитает стаканчик — конечно, маленький — превосходного рейнского вина. Это вызвало прилив патриотической гордости к щекам фрау Жанрено.
— Я всегда очень жалела о том, что Сесиль родилась не во Франкфурте, — вздохнула она. — Ввиду печальных обстоятельств она родилась во Франции. Точнее, в Лионе.
Затем последовало лаконичное описание короткого замужества, закончившегося бесполезной поездкой во Францию в поисках более мягкого климата.
— Сесиль было только два года, когда умер её отец, и с тех пор я всегда старалась быть для неё одновременно и матерью и отцом.
Это требовало какого-то комментария, и Феликс заметил, что она очень успешно с этим справилась.
— Я старалась сделать из неё леди, — продолжала вдова пастора. — Сегодня в мире так мало настоящих леди.
— Как вы правы, фрау Жанрено, — согласился Феликс, найдя правильный тон сочувствия. — Это один из самых тревожных симптомов нашего времени.
Он стал расспрашивать её о том, какими качествами, по её мнению, должна, прежде всего, обладать леди. Она, заявила фрау Жанрено, должна быть образцом всех семейных, социальных, моральных и женских добродетелей. Она всегда ведёт себя безупречно, выполняет религиозные и общественные обязанности, обеспечивает уютный дом для мужа, воспитывает его детей и создаёт вокруг него атмосферу порядка и умиротворённости.
Разговор перешёл на философские обобщения, когда вошла Сесиль, и при виде её красоты Феликс снова испытал прилив восхищения. Она извинилась за опоздание и, сняв элегантную соломенную шляпку, села вместе с ними, поклёвывая один из принесённых бисквитов. Вскоре фрау Жанрено вспомнила о важной встрече и объявила, что, к сожалению, должна их покинуть.
— Надеюсь, что мы будем иметь удовольствие снова видеть вас у нас до отъезда, — сказала она, и Феликс истолковал её слова как знак того, что он был оценён, исследован и сочтён подходящим соискателем руки её дочери.
— Что вы делали последние два дня? — спросила Сесиль, беря второй бисквит. — Ухаживали за другими молодыми барышнями?
— Что вы имеете в виду?
— Вы не пошли следом за нами вчера, когда я ходила на рынок с Катрин, а мне вас недоставало.
Он смотрел на неё, онемев от изумления.
— Вы хотите сказать, что знали о том, что я шёл за вами? — выдохнул он, наконец.
— Конечно.
— Это мог быть кто-то другой. Как вы узнали, что это я?
Она рассмеялась:
— Ещё до того, как вы приехали, все девушки в городе были о вас наслышаны. В конце концов, не каждый день во Франкфурт из большого города приезжает красивый молодой холостяк. Когда я увидела молодого человека в заграничной одежде, играющего тростью, я поняла, что это вы и есть.
— И вы даже не бросили на меня взгляда, — упрекнул он.
— Наоборот, я бросала на вас много взглядов, но вы были слишком заняты слежкой за нами.
— Я протестую против «слежки», но не будем спорить. Можно спросить, какое у вас сложилось тогда впечатление обо мне?
— Вы оказались почти таким, каким я вас себе представляла. Красивый, немного высокомерный, несколько испорченный молодой человеке блуждающим взором и слишком большими деньгами.
— Благодарю вас, — сухо произнёс он. — По крайней мере, вы откровенны.
— Правда? — Она одарила его чарующей улыбкой. — Я также отлично готовлю.
— Замечательное достижение, — заметил Феликс, как ему казалось, с уничтожающей иронией.
— Маmаn учила меня, что путь к сердцу мужчины лежит через его желудок.
— Ваша мать — кладезь мудрости.
Ему хотелось обнять её и прервать эту пустую болтовню поцелуем.
— Почему вы зовёте её maman?
— Потому что в детстве я говорила по-французски. Я что-то вроде полиглота: мой отец был швейцарец, мать— немка, а я родилась во Франции. Моя крестная и первая гувернантка были англичанки, а крестный отец — итальянцем. Так что видите, — прибавила она, подмигнув своими прелестными глазками, — я смогу общаться с вами на нескольких языках.
Её слова посеяли в его сердце надежду. Чтобы общаться с кем-то, нужно видеться, не так ли? Это означало, что она намеревалась встретиться с ним ещё раз. Слишком рано было для нежности и серьёзной беседы, но всё же это был шаг в сторону доверительных отношений. Они уже далеко ушли от беседы о Франкфурте и его прекрасном соборе.
— Значит, это всё, что вы подумали обо мне, — грустно усмехнулся он. — Самодовольный молодой человек...
— Несколько самодовольный, — уточнила она. — Позднее, когда я увидела вас сидящим на этой жёсткой скамье...
— Вы хотите сказать, что видели меня? — воскликнул он, поражённый.
— Конечно. Я наблюдала за вами из-за занавески в моей спальне. Она в конце квартиры, и вы не догадались взглянуть туда.
Поистине нет предела женской хитрости и двуличности, даже у невинных молодых девушек.
— И что же вы тогда подумали?
— Подумала, что вы очень терпеливый и решительный молодой человек. Иногда мне было вас жаль, особенно в то утро, когда шёл дождь и вы промокли до нитки. Мне хотелось принести вам зонт.
— Вы очень заботливы. Почему же вы не вышли?
— Это было бы неблагоразумно. Помните, это Франкфурт. Но я развлекала вас игрой на рояле.
Воспоминание об искажённом моцартовском менуэте заставило его передёрнуться.
— Вы должны быть рады, что путь к сердцу мужчины лежит не через его уши, не то остались бы старой девой.
— Я вижу, что вы меня презираете, — произнесла она с хорошо симулированным отчаянием. — Наверное, вы никогда больше не захотите меня видеть.
— Может быть, я мог бы дать вам несколько уроков, пока я во Франкфурте, а вы могли бы блеснуть вашим кулинарным искусством.
Она заколебалась:
— Мне нужно спросить maman.
Но он уже мог прочесть согласие в её глазах.
Итак, во Франкфурте стало известно, что красивый и богатый молодой человек из Берлина зачастил к Жанрено под предлогом уроков музыки. Этот маленький обман, однако, никого не обманул. Разочарованные матери, имевшие дочерей на выданье, судачили о том, что некоторые девушки ни перед чем не остановятся, чтобы заполучить себе мужа.
