– Никак не пойму, – воскликнул Эндрасс, – почему под дизелями мы оставляем кильватерный след, не менее заметный, чем у линкора. Эсминец не мог не обнаружить нас, по крайней мере, наш след. Что же в таком случае вывело его прямиком на нас?
– Да, из того, что я понял, мы были полностью в его руках, – согласился Вессельс.
– Нельзя было снизить скорость из-за течения. С таким дрейфом корабль никогда бы не достиг Кирк-Саунда. С другой стороны, из-за начавшегося отлива времени было в обрез. Каждая минута на счету. Уверяю вас, что возвращение было намного сложнее, чем вход, – высказался Прин.
– Это – совсем не то, что я собирался сказать, командир, но почему он ушел так внезапно? Предположим, лодка была не так заметна на фоне утесов Мейнленда, как силуэт эсминца, маячивший на фоне светлой поверхности залива, словно в китайском театре теней. И в то же время он сигналил нам. Так что никаких вопросов! Он видел нас. Но он гонялся за субмариной, а не за летающим драконом.
– В самом начале, после первого удара по цели, они, скорей всего, поверили, что это атака с воздуха, но когда линейный корабль взорвался. – многозначительно улыбнулся Вессельс.
– Благороднейший лейтенант, мы можем бесконечно толковать о летающих драконах и китайских тенях, – ответил Прин с нарочитой серьезностью. – Мудрец сказал бы, что ключ к разгадке появится у нас только после войны, да и то лишь по воле Небес. Разве мы не рискуем потерять лицо, если станем утверждать, что огонь небесный ослепил врага, когда тот собирался салютовать тем, кто организовал фейерверк на линкоре «Ройал Оук»? Выражаясь образным языком вестернов, я уверен, что нас заклеймят как лгунов, поскольку британское Адмиралтейство предпочтет забыть про этот инцидент, и ясно почему, – добавил он. – Однако остаюсь при мнении, что эсминец не распознал лодку. Для меня это кажется очевидным.
– Я бы никогда не осмелился рассказать эту историю. Все равно никто не поверит, – заключил фон Фарендорф из ЦП, где нес вахту.
– Так или иначе, главное, что мы вовремя смылись, – заметил Вессельс. Эндрасс зашел в кают-компанию унтер-офицеров и обратился к Шпару, лежавшему на койке, заложив руки за голову.
– Вилли, можешь дать мне какую-нибудь карту?
– Зачем?
– Нужно сделать эскиз, – без особого желания ответил Эндрасс.
– Какой еще эскиз?
Старпом на мгновение задумался, но решил, что проще рассказать о своем замысле.
– Ладно, в память об этом походе, я придумал эмблему для нашего корабля, и хочу изобразить ее на рубке. Мне нужен большой лист бумаги, чтобы сделать полномасштабный шаблон, и белая краска, чтобы закрасить контур.
– Мы можем взглянуть на эту эмблему? – осторожно спросил Шпар.
– Когда у меня будет карта, я нарисую ее на обратной стороне.
Сгорая от любопытства Самманн, Бём, Штрунк и Ромер, повскакивали с коек, засыпав Эндрасса вопросами, но тот оставался непреклонным.
Шпар сбросил ноги с койки и отправился за картой. Эндрасс расстелил ее на палубе и несколькими карандашными штрихами воспроизвел быка, дующего в ноздри.
– Как вам? Это – Бык Скапа-Флоу!
Все обступили старпома, сидевшего со скрещенными ногами у своего детища, выражая свое одобрение кивками и возгласами.
– Неплохо, совсем неплохо, – одобрил Шпар, – но надо сделать так, чтобы кэп не узнал раньше времени. Потом мы выманим его на палубу под каким-нибудь предлогом, и посмотрим реакцию.
– Предлагаю подождать до утра, тогда мы уже будем под защитой «Западного Вала»,[25 Ироническое название немецкого минного заграждения между Доггер Банкой и островом Боркум.] и появится эскорт.
– А капитан наверняка не захочет больше торчать на мостике, – согласился Эндрасс, скатывая карту.
Посмотрев на наручные часы, он добавил:
– Сейчас 14.45, самое время начинать движение. Вырежем шаблон позже. Кстати, я хочу оставить его здесь.
Шпар забрал рулон и положил его на свою койку. Затем натянул свитер и проследовал за старпомом в ЦП.
Лодка взломала поверхность, разбрасывая ослепительно-жемчужную пену по сторонам. Вахтенные стремительно заняли свои посты. Стоял красивый осенний день. Высоко в небе огромные облака разбавляли синеву крупными белесыми шарами.
– Почти тепло! Вот теперь ясно, что мы плывем на юг, – радостно воскликнул Шпар, сжимая в руке секстан.
Подождав, когда солнце выйдет из облаков, он снова измерил несколько высот, чтобы, рассчитав вторую линию положения, получить точное место и свести ошибки плавания до минимума.
Проведя полчаса на поверхности, лодка погрузилась и вернулась на песчаное ложе. В ЦП Шпар закончил вычисления и отметил на карте точное место на 15.00: «Широта – 54°51' северная, долгота – 3°21' восточная». Он измерил циркулем расстояние до западной кромки заштрихованной зоны, обозначавшей немецкое минное заграждение.
– Я хочу подойти к проходу еще засветло, – сказал Прин, склоняясь над плечом штурмана.
– Если всплывем в 19.00, то успеем, герр капитан-лейтенант, но придется дать 16 узлов. Следуя компасным курсом 128°, мы впишемся прямо в канал № 1.
Шпар исправил счислимое место на 07.00: «Широта – 54°57' северная, долгота – 2°58' восточная», а затем нанес координаты трех плавающих мин: «Ш – 54° сев., долгота – 02°56' вост». Тем временем, в кают-компании унтер-офицеров Эндрасс вырезал свой шаблон.
С грунта снялись в 18.45. И уже в 18.56 лодка всплыла. Легкий бриз перешел на норд-норд-ост, Облачность была незначительной, а море – спокойным. В поле зрения – никого.
– Мы не так далеко от исходной точки прохода, – отметил Шпар.
День переходил в сумерки, и Прин приказал включить ходовые огни. Шпар посмотрел на часы и сказал:
– Подходим к исходной точке фарватера, герр капитан-лейтенант.
– Цель прямо по курсу! – доложил сигнальщик Мантик.
Командир и вахтенный офицер нацелили на нее бинокли.
– Должно быть, кто-то из наших, поскольку явно выходит из прохода, – заключил Прин.
– Да, и несет ходовые огни.
Пройдя с полмили, пароход повернул вправо и двинулся параллельным курсом в дистанции около 500 метров.
– Ничего подозрительного, – подтвердил Шпар, опуская бинокль.
Прин расслабился и дал волю мечтам, что с ним случалось не часто.
У него были все основания быть довольным. Он преуспел в выполнении особо деликатной миссии, выполнив ее с блеском, и с удовольствием представил себе реакцию «Старика» на сообщение о потоплении линкора «Ройал Оук». Наслаждаясь видом пенных бурунов, расходящихся от корпуса лодки, он отметил про себя, что с каждым оборотом винта все ближе к жене и дочери. И тут же выбросил из головы мысли, поскольку, о, ужас! – он становился сентиментальным. Бессознательно он повернулся к пароходу и не поверил своим глазам. Судно легло на обратный курс! Что бы это значило? Но, нет же, нет – оно продолжало следовать прежним курсом.
