Муж все благодарил, но Виталий поспешил его выпроводить. Пускай идет, пускай живет — болезненная гримаса сойдет постепенно, снова станет красавцем-мужчиной… Все законно, ни в чем он не виноват, нельзя от него требовать пожизненной самоотверженности, но пусть идет поскорей с глаз.
— Ну, что ему нужно? — спросила Капитолина.
— А, интересовался, не подхватит ли он от жены наши болезни.
— Надо ж придумать! Нет, каким надо быть темным! Все-таки в Ленинграде живет, не где-нибудь!..
А Виталий подумал, что в принципе может существовать некий вирус, ничего же не известно.
— …А тут у меня и для вас сюрприз, Виталий Сергеевич: медсведения пришли на вашу Бородулину. Полюбуйтесь-ка!
Виталий полюбовался: наблюдалось при прежнем поступлении речевое возбуждение, развязна, сексуальна, агрессивно настроена по отношению к соседям, отдельные бредовые высказывания, хотя сформировавшегося бреда не выявлено… Да, не ожидал, признаться! И диагноз: «органическое поражение головного мозга с психическими нарушениями». В просторечии — оргпор. Вот так вот, поверил внешности и хорошим манерам.
— Надо вам и дальше обследовать, — сказала Капитолина. — Пошлите на дом обследование, запросите диспансер тоже.
Но стыдиться долго Виталий сейчас не смог: он вспомнил, как они ходили с Верой в библиотеку, как он заслонил ее, когда проходило мимо четвертое отделение.
Как-то сразу отодвинулись мысли о полученных медсведениях, о жалком родиче Мержеевской, он сидел и снова вспоминал их поход с Верой. Невольно вспоминалось и то, что она мало читала, оказывается, что она думает, будто книгу достаточно прочесть один раз, как спортивный отчет, где главное — кто победил. Многое ей надо еще объяснить, многому учить. И как, должно быть, увлекательно все ей объяснять, видеть, как она начинает понимать настоящую красоту…
Только интересно: он что, в больнице это делать собирается?! Виталий не знал. Он ведь просто мечтал. Он не строил никаких планов…
Глава пятнадцатая
С утра Анжелла Степановна суетилась: доставала в бельевой крахмальную салфетку, перемывала парадные чашки, извлекла откуда-то пачку печенья — ждали профессора Белосельского.
И вот наконец послышался старческий умиленный голос.
— Здравствуйте, Анжелла Степановна, здравствуйте, дорогая моя! Как себя чувствуете? Выглядите вы прекрасно. Не много нас, старой гвардии, осталось.
Все в ординаторской заранее встали навстречу. И вот открылась дверь и, сияя, вошел Георгий Владимирович Белосельский — очень высокий (рассказывали, он в молодости был спортсменом, и играл во все игры, и бегал, и плавал — тогда было принято такое совместительство), с седой бетховенской гривой, в черном костюме и при бабочке — он импонировал: родственники больных, если им удавалось с ним побеседовать хоть минуту, всегда оставались в успокаивающей совесть уверенности, что они сделали для своих несчастных близких все, что только в силах человеческих.
Врачей он приветствовал столь же умиленно:
— Здравствуйте, мои дорогие, здравствуйте! Можно к вам, Капитолина Харитоновна?
— Как вы можете спрашивать, Георгий Владимирович!
— Вы хозяйка, вы распоряжаетесь.
Не переставая улыбаться, Георгий Владимирович пожимал всем руки, и только завершив эту церемонию, уселся наконец на свое обычное место за столом Люды, а Люда пересела на диван. Уселись и остальные. Дверь открылась, и торжественно вплыла Анжелла Степановна с подносом, на котором под белоснежной салфеткой покоилась профессорская чашка, и профессорский чайник, и профессорское печенье.
— Спасибо, Анжелла Степановна, спасибо, дорогая!
Казалось, Георгий Владимирович вот-вот прослезится от умиления. Виталию предстояло представлять Веру, может быть, поэтому он был не в духе и профессорские умиления так его раздражали. Вот сейчас прихлопнет ее Белосельский диагнозом — и на всю жизнь. Потому что диагноз одного профессора может отменить только другой профессор, и происходит такое крайне редко. А что сейчас мог Виталий сделать для Веры? Ничего! Не для кого-нибудь, для Веры, и ничего не может сделать.
— Кто сегодня докладывает, Капитолина Харитоновна? У вас всегда интересные случаи.
«Случаи»! Ему Вера — «случай»! Виталий и сам так часто говорил: «Интересный случай», но по отношению к Вере это бесило.
— Сегодня Виталий Сергеевич.
— Прекрасно! Мы вас слушаем, Виталий Сергеевич. Поведайте нам…
— Я еще только два слова, — вмешалась Капитолина. — За эту девочку, Георгий Владимирович, мы все очень переживаем: способная, прекрасно учится, а главное, писаная красавица.
— Конечно, это печально, когда такие девочки болеют. Но что поделаешь, Капитолина Харитоновна, болезнь никого не щадит. Я бы изобразил болезнь с завязанными глазами, как греки изображали Фемиду. Пожалуйста, начинайте, Виталий Сергеевич.
Белосельский заранее сделал скорбно сочувственное лицо и, не меняя выражения, отпил глоток чая.
«Болезнь» в устах профессора — еще один синоним шизофрении. Уже во всем уверен заранее!
Ну чего же делать — Виталий доложил. Постарался выпятить ангины в детстве и ревматическую атаку. Яркие чувственные галлюцинации расписал как мог — все эти предметы, плывущие на успокоительных волнах. Но не мог же он умолчать про симптом отрицательного двойника, про элементы бреда отношения, а это сильно компрометировало диагноз ревматического психоза. Про наследственность сказал, что не отягощена, ведь те мелочи, которые он заметил в матери, вполне могли сойти и за обычную здоровую душевную притупленность.
Георгий Владимирович слушал снисходительно. Было видно, что ему ясны все хитрости Виталия.
— Мать ее у меня плакала, — сказал Георгий Владимирович. (И сюда успела!) — Несчастная женщина! Да, болезнь бьет по голове не только больных, но и их родственников.
«Бьет по голове», — так тоже Георгий Владимирович говорил только про шизофрению.
— Ну что ж, Виталий Сергеевич, покажите нам вашу красавицу.
Увидев Веру, Георгий Владимирович заумилялся уже сверх всякой меры:
— Входите, входите, моя милая! О, я вижу, Капитолина Харитоновна и Виталий Сергеевич не преувеличивали, — действительно красавица! Вы знаете, зачем мы все здесь собрались? Вот и Капитолина Харитоновна, ваша заведующая, и Виталий Сергеевич, ваш лечащий доктор, и я, старик, пришел. Да, и Людмила э-э Николаевна, конечно… Привык я вас, Людочка, по имени, чуть не забыл ваше отчество, вы уж меня простите, старика, вы ведь мне как родная.
— Да что вы, ей-богу, Георгий Владимирович! Мне только приятно.
— Да, так вот, все собрались, чтобы вместе обсудить ваше состояние, посоветоваться, как вас лечить.
