На какое-то ужасное, тошнотворное мгновение Еленепоказалось, будто это Тайлер. Ей припомнилась его зажигалка в разрушеннойцеркви на холме. Но когда свеча на столе снова загорелась, Елена увидела вовсене мясистый кулак Тайлера, а бледную руку с длинными тонкими пальцами, котораядержала подсвечник. И тут еще на одно мгновение Елене показалось, будто этоСтефан, однако затем она перевела взгляд на лицо гостя.
– Вы! – потрясенно воскликнула она. – Да что вы здесьделаете? – Елена посмотрела на застекленную дверь во двор, котораядействительно оказалась открыта. – Вы всегда приходите в чужие дома безприглашения?
– Но ты попросила меня прийти. – Голос был именно такой,каким она его помнила, тихий, ироничный и довольный. Елена припомнила и этуулыбку. – Спасибо, – добавил молодой человек и грациозно сел на стул, которыйона к себе притянула.
Елена отдернула руку.
– Вас я не приглашала, – беспомощно возразила она,разрываясь между гневом и смущением. – А зачем это вы около дома Бонниболтались?
Юноша улыбнулся. Его черные волосы, слишком мягкие и тонкие,отражали пламя свечи, словно темная вода. Лицо его было очень бледным, но в тоже самое время совершенно неотразимым. Внезапно он посмотрел ей прямо в глаза:
– О Елена, краса твоя нежная
Подобна баркам ниццейским,
Что в море душистом плывут…
– Думаю, вам лучше уйти.
Елена больше не хотела с ним разговаривать. Собственныйголос творил с ней странные вещи, загадочным образом заставлял ее чувствоватьсвою слабость. В животе у Елены словно что-то таяло.
– Вам здесь быть не полагается. Пожалуйста, уходите. – Онапотянулась к свече, собираясь взять ее и выйти из столовой, стараясь преодолетьнарастающее головокружение.
Но прежде чем Елена успела дотянуться до свечи, произошлонечто совершенно экстраординарное. Молодой человек ловко поймал ее протянутуюруку, не грубо, но нежно, и задержал ее в своих изящных прохладных пальцах.Затем он аккуратно повернул руку, нагнул темную голову и поцеловал мягкуюладонь.
– Не надо… – в шоке прошептала Елена.
– Идем со мной, – произнес юноша и заглянул ей в глаза.
– Пожалуйста, не надо… – снова прошептала Елена, пока миркружился вокруг нее.
Чистое безумие. О чем он говорил? Куда она должна была с нимидти? Но Елена испытывала такое головокружение, такую слабость.
Молодой человек встал со стула, галантно ее поддерживая.Елена оперлась об него и почувствовала, как те прохладные пальцы взялись запервую пуговицу ее блузки, у самого горла.
– Пожалуйста, нет…
– Все будет хорошо. Сама увидишь. – Он отдернул воротблузки, другой рукой придерживая ее затылок.
– Нет! – Внезапно силы вернулись к Елене, и она резкоотстранилась, натыкаясь на стул. – Я серьезно велела вам уходить. Убирайтесь…сейчас же!
На мгновение чистая ярость засверкала в глазах молодогочеловека, и словно темные волны угрозы начали исходить от него. Но в следующиймиг его глаза вновь стали спокойными и холодными. Легкая улыбка едва мелькнулана лице юноши.
– Я уйду, – произнес он. – Но ненадолго.
Елена покачала головой и стала наблюдать за тем, как он безединого слова выходит в застекленную дверь. Когда дверь, наконец, захлопнулась,девушка замерла, стараясь восстановить дыхание.
Тишина… но ведь здесь вовсе не должно было быть так тихо.Изумленно повернувшись к старинным часам, Елена обнаружила, что ониостановились. Однако, прежде чем она смогла пристально их изучить, послышалисьгромкие голоса Бонни и Мередит.
Елена поспешила выйти в коридор, чувствуя непривычнуюслабость в ногах. Поправив блузку, она застегнула ее на все пуговицы. Задняядверь оказалась открытой, и Елена увидела две фигуры, склонившиеся над чем-толежащим на газоне.
– Бонни? Мередит? Что случилось?
Лишь когда Елена к ним подошла, Бонни подняла потрясенныйвзгляд. Глаза ее были полны слез:
– Ах, Елена, он мертв.
Похолодев от ужаса, Елена взглянула на небольшое тельце уног Бонни. Старый пекинес совершенно неподвижно лежал на боку. Глаза его былиоткрыты.
– Ах, Бонни, – выдохнула она.
– Он был стар, – со слезами в голосе произнесла Бонни, – ноя никогда не думала, что он умрет так скоро. Ведь еще совсем недавно он лаял.
– Думаю, нам лучше войти в дом, – предложила Мередит.
Елена посмотрела на нее и кивнула. В сегодняшнюю ночьоставаться в темноте определенно не следовало. Приглашать к себе призраков вэту ночь тоже было не лучшей мыслью. Теперь Елена это точно знала, хотяпо-прежнему не понимала, что же случилось.
Только когда они вернулись в гостиную, Елена вдругобнаружила, что ее дневник пропал.
* * *
Стефан оторвался от мягкой, как бархат, шеи оленихи. Лес былполон ночных звуков, и юноша не очень хорошо понимал, что именно еговстревожило.
Когда Сила его разума рассеялась, олениха вышла из транса.Стефан почувствовал, как мышцы животного подрагивают, пока оно пыталосьподняться на ноги.
«Иди же», – подумал он тогда, улыбаясь и отпуская олениху.
Та тут же легко встала и побежала прочь.
Итак, Стефан получил вполне достаточно. Аккуратно облизываяуголки рта, он чувствовал, как клыки его втягиваются и тупеют. Как всегда послеутоления голода, вернулась сверхчувствительность. Так сложно было понять, когданужно остановиться. Приступы головокружения вроде того, что случился уразрушенной церкви, больше не повторялись, но юноша жил в постоянном страхеперед их возвращением.
Мучил Стефана и один особенный страх: что в один прекрасныйдень он придет в себя после очередного приступа, а у него в руках окажетсябезжизненное тело Елены, что на изящном горле девочки окажутся две красныеотметинки, а ее сердце навеки замрет.
Вот чего ему следовало опасаться. Жажда крови, со всемразнообразием страхов и наслаждений, даже сейчас оставалась для Стефаназагадкой. Прожив с ней несколько столетий, он по-прежнему толком ее не понимал.Как человека, Стефана вне всяких сомнений отвращала, доводила до тошноты самамысль о том, чтобы высасывать роскошную теплую влагу из живого тела. Если,конечно, именно так все это описывать.
