эти слова прежде, чем успеваю остановиться.
— Я хочу отдать тебе все, — признаюсь я. — Я хочу заявить на тебя права, красавица. Я больше никогда не хочу оставлять тебя одну после этого.
Услышав мое признание, она на мгновение замолкает, и я начинаю волноваться, что облажался.
Я все еще завязан узлом внутри нее, но это не значит, что она хочет, чтобы я спарил ее.
Идиот, думаю я про себя.
Я так долго откладывал начало привычки и годами принимал больше добавок, чем было необходимо, просто чтобы сосредоточиться на делах.
Теперь гормоны заставляют меня говорить то, чего я никогда не думал, что скажу.
Но мое признание в чувствах остается без внимания.
— Мне жаль… Эйприл, — шепчет она, и чувство вины сжимает мою грудь.
Ей снится кошмар о ее лучшей подруге.
Подруга, которую мы до сих пор не смогли найти.
— Я найду ее, — шепчу я ей. — Все будет хорошо, милая. Я обещаю.
Ее всхлипы затихают, дыхание выравнивается, но я внутренне проклинаю себя за то, что только что сделал.
Ты никогда не обещаешь ничего подобного.
Даже если она спала, я все равно это сделал.
И каким-то образом я должен оставаться верным своему слову.
Чего бы это ни стоило.
Она все еще спит, когда я выхожу из нее, ее дыхание глубокое и ровное. Ее кожа не такая раскрасневшаяся, а запах смягчился.
Это был сильный Жар, но кажется, что она уже спадает.
Однако Альфа во мне хочет большего.
Больше, чем просто связать ее узлами.
Я одеваюсь, натягиваю джинсы и застегиваю рубашку, прежде чем выйти из спальни, чтобы найти ей поесть, когда она проснется.
Похоже, Ривер тоже придерживался той же точки зрения.
Он полностью одет и стоит у ее плиты, готовя что-то похожее на сложный омлет. Аккуратно нарезанный перец, грибы и батончик козьего сыра выкладываются на разделочную доску, и он аккуратно взбивает яйца на сковороде.
— Я и не знал, что ты умеешь готовить, — замечаю я, когда он поворачивается ко мне. — Поскольку ты никогда не ешь, я подумал, что ты умеешь готовить только тосты.
— Отвали, — бормочет он, но в этом нет злого умысла. — Винсент научил меня. Сказал, что мне нужно выучить несколько простых рецептов, как обычному человеку.
Я останавливаюсь, услышав имя Винсента. Тот факт, что Ривер вообще упомянул об этом, имеет огромное значение после всего, что произошло. — Он согласился помочь нам, — говорю я, наблюдая, как Ривер переворачивает омлет. Он делает достойную работу для того, кто питается кофе и сигаретами.
— Хорошо, потому что он нам чертовски нужен, — рычит он, выкладывая омлет на тарелку. — Он может работать, когда мы не можем.
— Значит, ты внезапно смирился с тем, что он помогает? — Спрашиваю я с любопытством.
Он вздыхает, выключает плиту и полностью поворачивается ко мне. — Я хочу лучшего для Скайлар, и я хочу найти ее подругу. Если Винсент может помочь, так тому и быть.
Я киваю. — Я согласен.
Он хмыкает в ответ.
Кажется, наше перемирие вращается только вокруг Скайлар. В любое другое время Ривер снова становится мудаком.
Но это нормально. Мы оба заботимся о Скайлар, и этого должно быть достаточно.
— Кстати, ты встречаешься с Винсентом в среду, — добавляю я. — Это единственный день, на который он согласился, а у меня встреча с начальником полиции.
— Абсолютно, блядь, нет, — рычит он, поворачиваясь ко мне. — Мне нечего сказать этому придурку…
— У него связи лучше, чем у нас. И он по-прежнему готов использовать их для нас.
Ривер открывает рот, чтобы возразить, но мы слышим всхлипы из спальни.
Разговор прерван, мы оба возвращаемся к Скайлар.
26
СКАЙЛАР
Моя течка длится только выходные, но она самая сильная в моей жизни, возможно, из-за того, что у меня ее не было больше года.
Мои конечности ослабли, усталость сотрясает все тело, но я все равно чувствую себя в тысячу раз лучше, чем раньше.
Я дремлю большую часть воскресенья, иногда просыпаясь от того, что Лэндон или Ривер баюкают меня с ложечки. Они по очереди держат меня, кормят и души во мне не чают.
Мне стыдно признаться, но мне это нравится. Я бы хотела, чтобы обо мне не заботились.
Я боюсь просить слишком многого, даже когда Ривер приближает рот к моей спаривающейся железе, глубоко вдыхая.
— Ты как гребаный наркотик, — шепчет он мне в кожу, пока я дремлю. — Ты — все, чего я не должен хотеть.
Думаю, я тебя разочарую. Я буду хотеть слишком многого. Мне нужно слишком многое.
Я не озвучиваю это. Вместо этого я позволяю себе верить его словам.
Когда я снова просыпаюсь, Лэндон умывает мое лицо влажной салфеткой и одаривает меня одной из своих улыбок с ямочками.
— Привет, — шепчет он. — Как ты себя чувствуешь?
Я лениво вздыхаю. — Лучше, — признаю я. — Намного лучше.
Он проводит пальцем по моим губам, с любопытством глядя на меня. Он присоединяется ко мне в постели, ложась на бок, лицом ко мне.
— Что? — Спрашиваю я.
— Ты улыбаешься, — шепчет он, прижимаясь своим лбом к моему. — Я пытаюсь запомнить это.
Я хихикаю, когда он хихикает, прижимаясь к нему ближе через одеяла. Их снова тщательно почистили, и я в восторге от того, как много они сделали для обеспечения моего комфорта.
— Вам не обязательно было все это делать, — бормочу я. — Прибираться и готовить для меня.
Его улыбка исчезает. — Конечно, обязаны, — говорит он, убирая волосы с моего лица. — И мы бы с радостью сделали это еще тысячу раз.
Я прикусываю губу и смотрю вниз, внезапно заинтересовавшись количеством тканей в моих одеялах.
— Скайлар, — говорит Лэндон. — Посмотри на меня.
Я встречаюсь взглядом с его темными, проникновенными глазами в свете лампы.
— Ты того стоишь, — говорит он, его глаза ищут мои. — Никогда не забывай об этом.
Я сглатываю и киваю, все еще не веря в это.
Но я хочу.
Час спустя я принимаю душ и одеваюсь, а солнце садится воскресным вечером. Я захожу в гостиную и вижу Ривера и Лэндона, которые тихо разговаривают, глядя в ноутбук на стойке. Ривер, прищурившись, смотрит на экран, пока Лэндон печатает.
Теперь их ароматы приглушены. Они сливаются в теплую, гостеприимную смесь, и я понимаю, что могла бы довольствоваться этим очень долго.
Только Ривер и Лэндон, занимающие место рядом со мной.
Но я отмахиваюсь от этой мысли.
Мы должны найти Эйприл.
— Вы хотите, чтобы я заплатила вам за бензин? — Выпаливаю я, и они оба поворачиваются, чтобы посмотреть на меня.
Мы все трое стоим в неловком молчании, пока
