была мне, как это солнце, не от мира сего. Надеюсь, ей там лучше, чем здесь.
В кабинете было тихо–тихо. Лишь мерно тикали часы на стене. Секунда за секундой уходило и наше время. Мы втроем стояли молча, наверное, каждый думал о своем. О том, что было и что будет. Но никто из нас не думал о том, что произошло сейчас. Когда трое повидавших многое мужчин, глядя на борьбу воды и камня, прикоснулись к вечности.
–
Мы не смогли помочь техникам Никитина. Стас был вовсе не в курсе и беспомощно развел руками, а я мог пересказать те немногие мысли, что мне передала Маша. Машин ноутбук был потерян при прыжке с самолета. Объем информации был настолько велик, что люди работали, по словам генерала, в три смены, но не справлялись с ним. Нас отпустили домой, а Пушкина оставили долечиваться. Доктор Павлов пообещал восстановить ему работоспособность руки, чтобы тот смог вернуться в авиацию.
До Мурманска мы добрались без происшествий. Самое тяжелое все равно еще ожидало нас впереди, хотя родные Кости и Маши уже были оповещены о случившемся согласно официальной легенде. Пока мы летели, все время вспоминал тот момент, когда в Челябинске–41 нас со Стасом позвали попрощаться с Машей, перед тем как запаять цинк. До той поры меня преследовало чувство нереальности происходящего, казалось, что Маша все еще рядом со мной, просто вышла в другую комнату. Все закончилось при виде цинковой крышки с надписью: «Мария Владимировна Гаврилова». Ее лицо без отпечатка смерти, но иное, чем при жизни. Все же вечность накладывает свои тени. Я легонько пожал ее руку и поцеловал высокий холодный лоб. Как сон пронеслись эти дни и вот самолет коснулся шасси взлетной полосы, и мы ступили на свои северные земли. Наш рейс встречали несколько человек, среди которых я узнал по фигурам Иру, Олю и Сан Саныча. Шеф протянул мне руку, по его лицу было заметно, как он волнуется. Ира и Оля плакали.
– Ну что ты плачешь, дуреха?! Я же вернулся, – Стас обнял Ольгу. Она упала ему на шею и долго не отпускала. Они стояли и шептали друг другу что–то. Я подошел к Ире.
– Здравствуй! Как ты? Как малыш?
– Здравствуй Паша! – Ира обняла меня, – плохо мне, очень. Я так не хотела его отпускать! Мы ведь даже не успели выбрать имя для сына. Он так хотел его увидеть!
– Он его увидит, обязательно увидит. Я видел, как туда уходили многие, но всего трое уходили так, как он. Его последние слова. Костя просил тебе передать, что он вас очень любит. Не любил, а любит. Просил сына Ваней назвать. Он молился о вас перед тем как уйти.
– Почему он ушел так рано? Почему он?..
Мне было очень тяжело говорить, в горле стоял тугой комок. Мы все носим маски. Иногда настолько в них вживаемся, что забываем, кто мы на самом деле. Я свою маску невозмутимости недавно сбросил и без нее стало как–то неуютно. Под Машиной маской человека науки была ранимая и чуткая душа, а под моей – пустота. «Маша! Как я буду без тебя?!» Из самолета вынесли два цинковых гроба и поставили на приготовленных местах. Запели «Непорочны». Вверх поднимался ароматный дым от кадила. После панихиды мы отправились на батальонное кладбище. Там лежало много наших, как совсем зеленых ребятишек, так и старых солдат. Под начавшимся мелким снегом, мы опустили по очереди наших друзей в их последний дом на этой земле. Прогремели залпы выстрелов похоронного взвода, проводив с честью ушедших от нас. Упали первые комья земли и скоро только свежий могильный холм, усыпанный живыми цветами, напоминал о том, что здесь было несколько минут назад. Комбат, майор Фролов, лично подошел к Ирине и отдал ей награды погибшего мужа, потом отвернулся от пришедших и начал говорить.
– Сегодня мы с вами проводили двоих наших друзей. Я служил с майором Максимовым, он дважды спас мою жизнь…
Комбат говорил долго, его сильный голос разносил ветер. Над нашими головами появились два голубя и кружили в высоте все время, пока тот говорил. Стас подошел к могиле сестры, ее разрешили положить с теми, кто погиб на заданиях.
– Нет большей любви, чем отдать свою жизнь за других. Об этих героях не пишут стихов, только память о них живет в наших сердцах.
«От героев былых времен,
Не осталось порой имен».
Песню подхватили все, когда она кончилась, Фролов обернулся. Навсегда запомнилось его лицо в этот день. Глаза, полные грусти.
Мы стали расходиться. Сан Саныч молча шел рядом со мной, когда мы вышли с кладбища, он заговорил: «Куда дальше двинешь?»
– Не знаю пока. Слишком много всего произошло.
Глава 15
«Я знаю, что надо делать»
В кабинете Брендана Айво, генерального директора «EnergoGlobalGrupp» было тихо. Очень тихо. Больше всего хозяин кабинета любил тишину. И наверное власть. Сейчас он сидел в своем кресле, и смотрел в стену невидящим взглядом. Множество мыслей бродили у него в голове. План по возвращению алгоритмов «Посейдона» с треском провалился при всех приложенных усилиях. Перед тем, как сесть в кресло, он сделал несколько звонков, попробовав запустить запасной план. Теперь ему оставалось только ждать. Он встал и нажал на точку стены, на которую не нажимал уже очень давно. Серая, бетонная на вид поверхность превратилась в прозрачное стекло, по ту сторону которого сидел за похожим столом мужчина, бороду и волосы которого не стригли много лет. Если бы не растительность на лице, то пленник был очень похож на своего стража. Затворник, увидев перемену на стене, поднял глаза вверх и посмотрел на своего визави, потом отвернулся. Может статься, что ученый еще понадобится. Его теории на редкость жизнеспособны. Пара проектов уже реализована, можно позже приняться за следующий, при условии, что с «Посейдоном» все получится.
Раздался звонок.
– Господин Айво, Вас спрашивает некий Петр Раскулов, соединить?
– Да Фелиция, переключи.
– Господин Айво, приветствую Вас!
– Слушаю, господин министр.
– Как погода в Стамбуле?
– У нас уже поздний вечер. Ближе к делу.
– До меня дошли сведения, что Вы ищете свою украденную собственность. Некий пакет документов ныне существующий в единственном экземпляре.
– Совершенно верно. И чем Вы хотите мне помочь?
– Я готов вернуть ее Вам, но при одном условии.
– Слушаю.
– На следующих выборах я должен стать президентом.
– Согласен.
– Конверт доставят к Вам в офис завтра утром. Доброй ночи.
Собеседник положил трубку. Какая нежданная удача! Брендан снова лишил прозрачности стену. Успеется. Надо срочно собрать оставшиеся
