затаив тревогу,
Он выехал с друзьями в путь-дорогу.
С ним на своем Арфане ехал рядом
Созырко-нарт с открытым, ясным взглядом.
Они неслись, горя от нетерпенья
Вручить друзьям на свадьбу приглашенье.
Дома друзей — в местах непроходимых:
На Уазае — Сафа их любимый,
На Адайхох — Афсати, царь лесной,
Фалвара был за Кариу-горой,
На Уарыпп — Уастырджи священный,
Что в бурке белой ходит неизменно.
Заехали, святых всех уважая,
К владыкам облаков и урожая,
И, к лицам их не подымая глаз,
Сказали им, почтительно склонясь:
«Не огорчите нас своим отказом
Быть дружками на свадьбе Ацамаза».
На сватовство собрались все святые,
И ангелы, и жители земные.
К владыке черных гор спешат недаром,
В обильный дом спешат к Сайнаг-алдару.
Как старший, Сафа шел белобородый,
За младшего — Афсати благородный.
На удилах лучи горят златые,
И совещаются в пути святые:
«Коль и теперь Сайнаг-алдар упрямый
Отказ пошлет уклончиво иль прямо,
Что нам тогда указано судьбой?
Без девушки уедем ли домой?»
Ответил так Уастырджи священный,
Что в бурке белой ходит неизменно:
«Я, шафер сына славного Уаза,
Скажу вам прямо: если только сразу
Сайнаг-алдар на просьбу «да» нам скажет,
То хорошо, а если он откажет,
Упрется, станет нам противоречить
И дочери он не пойдет навстречу,
Не станем слушать мы его речей,
Пусть он простится с дочерью своей».
«Но ведь скала, — сказал тогда Афсати, —
Так высока, что сил у нас не хватит
Красавицу похитить у отца.
К скале с какого подойти конца?»
А Сафа так владыке облаков
Сказал: «Прошу, не будь ко мне суров.
Дай облачко одно мне покрупнее,
И мы тогда увидим, кто сильнее:
Сайнаг-алдар надменный или я,
Скала стальная или мощь моя.
Я слов на ветер не бросаю даром.
И увезем мы дочь Сайнаг-алдара».
Афсати быстроногий, царь лесной,
Уже земли не чуял под собой:
«Мужчиною всегда во всем быть надо,
Я сам оленей отберу от стада,
В серебряную их впрягу телегу,
Удобную для быстрого побега».
«А я, — промолвил добрый зэд полей, —
Тогда вперед помчусь стрелы быстрей
И буду вам указывать дорогу,
Чтоб вы забыли про свою тревогу».
Фалвара мудрый так сказал тогда:
«Я предоставлю вам свои стада».
Так, не заметив, как мелькнули дни,
К скале стальной приблизились они
И соскочили радостно с коней
Под черной грушей, средь густых ветвей.
И бурки, что белей снегов пушистых,
Уже лежали на траве душистой.
Расположились дружки на просторе;
Играет ветр прядями их бород.
От старого алдара вышло двое,
Чтоб, как гостей, приветствовать героев.
Гостей хозяин встретил на пороге,
Почтительный, но сдержанный и строгий.
Он — с тонким станом и широкоплечий,
В прекрасной шубе из отборной шерсти,
В руках его серебряная палка.
«Прошу вас в дом. Для вас добра не жалко.
Должно быть, утомились вы в пути?»
И просит он их в горницу войти.
Уастырджи и Сафа, как все гости,
Садятся на диван слоновой кости
И дело начинают излагать:
«О ты, который может все понять,
Чье сердце — клад, чьи мысли глубоки.
Мы, сваты, просим у тебя руки
Красавицы твоей для Ацамаза,
Для сына достославного Уаза.
У сватов долг висит ведь на плечах,
Святая правда в искренних речах.
Никто не вымолвит плохого слова
О сыне нарта нашего родного.
Уаз был лучшим и храбрейшим нартом,
И сын его — из молодежи знатной,
Он на свирели лучше всех играет,
И баранту свою он охраняет,
Он каждому из нас, как брат родной,
С широкой благородною душой.
Ты милость нам большую оказал бы,
Когда просящему не отказал бы».
«О знатные и дорогие гости,
На прошлое мне стоит взгляд лишь бросить,
Чтоб вам сказать: сегодня лучший день,
Его вовеки не коснется тень.
Как вам угодно действуйте. На речи
Столь справедливые как я отвечу?
Но вы поймите. Именем святого
Прошу взглянуть на старика больного.
Нет у меня и тени прежней силы,
Я подошел к преддверию могилы,
Зима моя меня сразила сразу,
Размякли кости, помутнел мой разум.
К могиле темной приближаюсь я,
Мне заменяет солнце дочь моя.
Скажите, сваты, правду до конца,
Как ей покинуть бедного отца?
И очень молода она к тому же,
Чтоб думать ей о свадьбе и о муже».
Святые не ответили ни слова
На речь отца и в путь собрались снова.
Хоть речь его казалась им жестокой,
Они ушли, не высказав упрека.
С бровями в стрелку, стройная Агунда
Отца спросила об ответе мудром.
Узнав, что он отказом им ответил,
От ярости забыла все на свете.
Нахмурив брови, вышла из светлицы,
Была подобна разъяренной львице.
Сказал отец, увидя этот гнев:
«Да ты упрямей всех упрямых дев
И, видно, полюбила молодца,
Коль позабыла бедного отца.
Его свирель тебя навек пленила,
Еще сильней певца ты полюбила.
Не зря осколки золотой свирели,
Что при паденье жалобно звенели,
Запрятала ты в свадебный сундук
От черных глаз и посторонних рук».
Когда вторично появились сваты,
Прося за Ацамаза, как за брата,
Сайнаг-алдар уже не возражал
И дочери благословенье дал.
Послал гонцов он к нартскому народу,
Звал молодых и звал седобородых,
Чтоб чашу ронга поднести к устам.
Но вот расселись гости по местам.
Был мудрый Сафа с белой бородою
Единодушно выбран тамадою.
Напитков было больше, чем воды,
А кушаний несчетные ряды.
И тура рог для них бокалом был,
Не отрываясь, каждый брагу пил.
Ломились фынги от оленьих туш,
Ешь сколько хочешь, достославный муж!
