Но нет у них веселья кутежей,
И вместо песен слышен лязг ножей;
А сердце сытого взывает к песне.
Тогда Сайнаг, что всех владык известней,
Решился Ацамазу так сказать:
«Что ж не играешь, мой почтенный зять,
Ты на свирели звучной и прекрасной,
Что овладела девой полновластно?»
И Ацамаз, томясь, с душевным жаром
Осмелился сказать Сайнаг-алдару:
«Давно уже забыл я эти трели,
Свою игру на золотой свирели.
Свирель свою в каком-то злом угаре
В тот грустный день я о скалу ударил.
На мелкие куски она сломалась».
Тогда Агунда тихо засмеялась
И тотчас принесла свирель, ликуя,
Свирель, вдвойне для сердца дорогую.
И вновь раздались звуки песен разных,
У молчаливых был язык развязан.
И, как обычно на пирах веселых,
Бывающих нередко в нартских селах,
У круглых фынгов кушаний отведав,
В ладоши гости хлопали победно.
И начал танцевать один из младших
Особый танец на заздравной чаше.
Ковер цветной был постлан во дворе.
Все отличались в плясках и в игре.
И длились эти танцы и игра
С утра до ночи, с ночи до утра.
Когда же стол покинули, то скоро
Живою цепью двинулись за горы.
А дружки свадебные Ацамаза
Ведут невесту в золоте, в алмазах,
Несут с собою множество добра.
Коляска вылита из серебра,
Ее везут рогатых семь оленей,
Что дал Афсати из своих владений.
А дальше едет семь повозок чудных,
В них впряжены выносливые зубры.
Они везут приданое невесты
В ущелье тесном, среди гор отвесных.
Был шафером Уастырджи святой,
Нарт Урызмаг по старшинству — второй,
А мудрый Сафа, озаренный солнцем,
Летел вперед. Он был знаменоносцем.
На скакуне — владыка облаков.
Как гром небесный — цоканье подков,
Как молнии — блеск смертоносных копий,
А след копыт — бесчисленные топи.
Мужи, известные своей отвагой,
В селенье нартов дочь везут Сайнага.
Приехав в дом невестою желанной,
Она склонилась молча пред Сатаной.
И начался у нартов снова пир,
Веселье, танцы, праздник на весь мир.
КАК БАТРАДЗ УЗНАЛ УБИЙЦУ СВОЕГО ОТЦА
С высот Уаца, что был скрыт туманом,
Тревоги клич раздался утром рано.
У скал крутых и гор недостижимых
Сигнальные костры клубились дымом,
И пламя достигало облаков.
Батрадз к походу был уже готов.
Он на коне летит разгоряченном,
Вот он домчался до крутого склона.
Меч воина, подскакивая в ножнах,
Порой травы касался придорожной
И бороздил ряды пород сухих,
Как лемехами острыми сохи.
Он бросил взгляд на нижнюю долину
И увидал: у крепости старинной,
Что Калдом называлась, вспыхнул бой.
Враг нартов Уангур ведет с собой
Несметные войска. Вот осаждают
Они ту крепость, стены сотрясают.
Батрадз свой меч схватил, и не пошел,
А полетел туда он, как орел,
Разить врагов. Те падали на землю.
Казалось, небо шуму боя внемлет.
Цырынга сын промолвил возмущенно:
«Что ж ты не спросишь, из спины рожденный,
Кто твой отец? Об этом знают нарты.
Чужие пашни полешь аккуратно,
А на своих сорняк не замечаешь.
Отцеубийцу каждый день встречаешь
На кувдах нартских. За одним столом
Ты с ним сидишь и потчуешь вином.
Коль обладал бы настоящей силой,
За кровь отца врагу ты отомстил бы».
Батрадз врагу упрека не простил,
Он голову ему мечом срубил.
Потом он круто повернул коня,
Вновь биться стал, оружием звеня.
И войско Уангура он разбил,
Остатки войска в бегство обратил.
Повержен враг. Батрадз спешит домой,
Цырынга сын смутил его покой.
Батрадз отцеубийце отомстит,
Пусть знает враг, как меч его разит!
Приехал, наконец, домой Батрадз,
И на ныхас он подоспел как раз.
По одному почтенных старцев строго
Он спрашивал. Вопросов было много.
Взволнованный, он тихо говорил:
«Кто был отец мой? Кто его убил?
Зачем я назван «из спины рожденный»?
О чем кричат враги ожесточенно?»
Как сговорившись, старцы отвечали,
Склонивши низко головы в печали:
«Хамыц — отец твой. Он был с честью дружен.
Его убийца не был обнаружен».
«Куда же мог исчезнуть тот злодей?
Он здесь, средь нас, средь нартовских людей,
Пирует с нами на пирах как равный.
Вы знаете, что сын Цырынга славный
В том упрекнул меня во время боя.
Он заплатил за это головою.
Могу ль отныне с нартами я жить,
Коль за отца не в силах отомстить?»
«Зачем же ты насмешника убил?
О кровнике зачем не расспросил?
Теперь подумай и решай как быть,
А мы не можем горю пособить».
«Коль кровника мне выдать не хотите,
За кровь его вы сами заплатите.
Отцовский шелк возьмите дорогой,
И сапоги, и шлем его стальной,
Снесите все на Черный перевал,
Чтоб там костер из шелка запылал,
Шелк хворостинкой тонкой подожгите,
Золу от шелка мигом соберите,
И сапоги и шлем отца стальной
Вы до краев наполните золой».
Что было делать нартским старикам?
Пошли они с поклажей по горам.
Несли они на черную вершину
Шлем, сапоги, тюки шелков старинных.
И, как просил Батрадз их, без заминки
Зажгли шелка сухою хворостинкой.
Тогда враги всех нартов — Уангур,
Сайнаг-алдар, Мукара-самодур,
Маликов царь, а также и донбетры —
У бурь владыки попросили ветра:
«Не отвергай, владыка, нашей просьбы.
Когда б желанье у тебя нашлось бы,
То тучи пепла быстро б ты развеял,
Для обузданья нартского злодея».
И дикий ветер поднялся неистов,
И тучи пепла он развеял быстро.
И старики в тревоге и печали
Остатки пепла бережно собрали;
Но был едва заполнен шлем стальной,
А для сапог — ни горсточки одной.
