важнее всего, а остальное мы обсудим, уже когда она будет в силах на меня наорать.
Пока Солнцева спит, ухожу поработать. В ресторан уже не вернусь, потому что не хочу бросать Сашу, поэтому работаю с документами из дома, разгребая накопившиеся дела. Время пролетает быстро, поэтому делаю для Саши чай, беру все лекарства и иду ее будить, даже не надеясь на теплые слова после ее пробуждения.
И в целом мои надежды оправдываются, когда она открывает глаза и смотрит на меня самым недовольным взглядом в мире.
– А я надеялась, что мне все это приснилось. И ты тоже, – говорит она хриплым шепотом. Почему доктор не посоветовал ей молчать? В эти дни было бы прям полезно.
– И я тебя очень рад видеть, – посмеиваюсь над ней, а потом помогаю присесть и опереться на подушки.
На самом деле, как бы я ни шутил над ее колкостями, мне безумно хочется, чтобы она чувствовала себя хорошо. Измученный вид, температура и все остальные признаки болезни ее совершенно не красят. Очень хочется прижать ее к себе, обнять и не отпускать никуда. Но не трогаю. Она не захочет, а я пока стараюсь быть джентльменом. Не уверен, что хватит меня надолго, но попытаться стоит.
– Пора пить лекарства, давай, я сделал чай, – протягиваю ей кружку, которую она обхватывает двумя руками, и достаю целую гору таблеток и спреев для горла. Протягиваю ей по очереди и кладу сразу в рот, с сочувствием глядя на то, как она морщится от боли, чтобы все проглотить. Но не возмущается, что для меня очень удивительно, пьет все до одной и даже послушно открывает рот, разрешая мне распылить спрей на ее несчастное горло.
– Это издевательство, – замученно шепчет Саша, скривившись от невкусного спрея.
– Согласен, – киваю ей и достаю ампулы для уколов, параллельно читая, какая ей нужна дозировка. – Согласен, Саша, что довести себя до такого состояния – это издевательство чистой воды.
– Хватит меня как ребенка отчитывать.
– Хватит будет, когда ты начнешь о себе заботиться. А пока забочусь только я, имею право отчитывать.
– Я не просила твоей заботы.
– А меня не надо просить. Переворачивайся, – говорю ей и показываю шприц в руках, и ровно тогда, мне кажется, она даже оживает и находит в себе внезапно появившиеся силы.
– Это что?! – орет на меня шепотом, кивая на шприц в моих руках.
– Антибиотик. Ты, бестолковка, заработала себе ту стадию ангины, которую без этого не вылечить. Переворачивайся, говорю, или мне самому тебя перевернуть?
– Я не доверю тебе свою задницу, – ворчит она. Ставит кружку с чаем на тумбочку рядом с кроватью и складывает руки на груди, на самом деле находя в себе силы на сопротивление. Она точно наполовину робот.
– На задницу твою не претендую, я не то чтобы фанат такого секса, но если тебе нравится… – Улыбаюсь от того, как она закатывает глаза. – Саша, надо сделать укол. Сейчас лекарство свернется и будет еще больнее.
– Ты что, еще и медсестричкой подрабатываешь? Откуда такие познания?
– У меня мама врач, я с шести лет бегал к ней на работу и учился делать уколы на куклах. Так что там с задницей?
– На нее и без твоих уколов пришлось слишком много приключений с твоим появлением в моей жизни!
– Да-да, согласен. Штаны снимай.
– Да чтоб тебя! – Если бы она не говорила шепотом, она бы орала на весь дом, серьезно. Даже с больным горлом еле слышно умудряется повышать голос. – Никаких уколов.
– Я уложу тебя на колени, ты же понимаешь?
Она опять закатывает глаза, прекрасно понимая, в какой позе ей придется оказаться, если я выполню обещание. А я опять кайфую от ее реакции на эти слова.
– И отшлепаешь? – говорит она явно быстрее, чем успевает подумать, потому что быстро закусывает губу и зажмуривается, точно ругая себя в мыслях за сказанное.
– Как только поправишься – обязательно. Обещаю.
– Иди к черту, – ворчит на меня, но наконец-то переворачивается на бок, всем своим видом показывая недовольство. – Если будет больно, я тебя прибью.
– Будет, – киваю, спуская свои штаны с ее ягодицы своими руками. Не думать, не думать, не думать, не смотреть и не думать… – Потому что это очень болючий антибиотик. И прибивай за все это лучше себя, я ни в чем не виноват.
– Как будто я виновата в том, что забо… ай!
Она хнычет, пока ввожу лекарство, потому что это действительно очень больно. И мне хочется одновременно отчитать ее за то, что довела себя до этого, и поцеловать в макушку и пожалеть, чтобы ей стало легче.
Сашка держится молодцом, но пару раз все-таки всхлипывает, и я все-таки выбираю вариант пожалеть, а не отчитывать. Толку уже? Она все равно болеет. А мои слова сильно вряд ли повлияют на ее отношение к себе в будущем.
Наконец-то убираю шприц, прикладываю ватку к месту укола и прижимаю Сашу к себе, целуя ее в затылок.
– Ты умница.
– Больно, – хнычет она, массируя место укола, и я искренне радуюсь, что это делает она, а не я, потому что моя выдержка, какой бы стальной ни была, уже просто трещит по швам. Спасает только то, что ей реально плохо, а я не совсем идиот, чтобы приставать к девушке в таком состоянии.
– Семь дней колоть, Саш… – шепчу, продолжая обнимать ее со спины.
– Сколько?!
– Долго, да. В следующий раз будь умницей и не игнорируй плохое самочувствие. Мне, конечно, задница твоя очень нравится, но в нее лучше не иголку пихать, а что-нибудь другое.
– Да иди ты в…
– Задницу? – смеюсь и краем глаза вижу, как она улыбается.
– Просто иди. Я спать буду. Все.
Позволяю себе поцеловать ее еще раз, теперь в неприкрытое одеялом плечо, которое виднеется из широкой горловины моей футболки, и действительно ухожу, оставляя ее одну, как и просила.
А примерно через час я возвращаюсь проверить, как она, в порядке ли, и замечаю, что она дрожит. Ее колотит так, что мне становится страшно, и я подбегаю к ней, кладу ладонь на лоб и ужасаюсь от того, насколько он горячий. Да, доктор предупреждал, что температура может еще расти долго и нудно, но я искренне надеялся, что таких скачков не будет.
Не заставляю Сашу измерять температуру градусником, тут и без него понятно, что около сорока. Мне снова приходится ее поднять, чтобы споить таблетку жаропонижающего, но, клянусь, она с трудом вообще соображает хоть что-то в таком состоянии.
Это страшно. Очень. Особенно страшно собственное бессилие. Я больше всего на свете хочу
