Разумеется, это всего лишь абстрактные рассуждения.
А Изабелла рассуждать не будет. Какие бы чувства она нииспытывала к Гэбриэлу, анализировать их она не станет. Она просто примет их –примет как часть сотканного жизнью ковра и перейдет к следующей части узора.
Я вдруг понял, что именно это возбудило в Гэбриэле такуюбешеную ярость. На какую-то долю секунды я даже ему посочувствовал.
Неожиданно Изабелла серьезным тоном спросила, как я думаю,почему красные розы очень недолго стоят в воде.
Мы принялись обсуждать этот вопрос. Я поинтересовался, какиецветы ей особенно нравятся. Изабелла назвала красные розы, темную, почтикоричневую лакфиоль и густо сидящие на стебле бледные розовато-лиловые левкои.Выбор показался мне странным, и я спросил, почему ей нравятся именно эти цветы.
– Не знаю, – ответила Изабелла.
– Вы просто ленитесь думать! Прекрасно знаете, только недаете себе труда подумать.
– В самом деле? Ну что же, хорошо. В таком случае я подумаю.
Она сидела, выпрямившись, очень серьезно обдумывая ответ.Когда теперь я вспоминаю Изабеллу, я вижу ее именно такой. И всегда, до концажизни, буду помнить ее сидящей на каменной резной скамье. Всю в ярком солнечномсвете... Голова гордо поднята, длинные тонкие руки спокойно сложены на коленях,лицо серьезное... Она думает о цветах.
– Мне кажется, я люблю эти цветы, – наконец заговорила она,– потому что к ним приятно было бы прикоснуться... они такие великолепные...как бархат... И еще потому, что у них прекрасный запах. На кустах розы выглядятнекрасиво. Роза должна быть сама по себе... в стеклянном бокале. Тогда онапрекрасна! Но только очень короткое время... вскоре она поникнет и умрет. Непоможет ни растворенный в воде аспирин, ни обжигание стебля.
Все это хорошо для других роз. Ничто не может сохранитькрупные темно-красные розы... Я бы хотела, чтобы они не умирали.
Это была самая длинная речь, которую я слышал от Изабеллы.Ей было интереснее говорить о розах, чем о Гэбриэле.
Этот момент, как я уже говорил, навсегда остался в моейпамяти. И это была кульминация нашей дружбы.
С того места, где стояла моя каталка, мне было хорошо виднотропу, которая вела через поля к замку. По ней шел человек... в военной форме ив берете. С острой, удивившей меня самого болью я вдруг понял, что лорд Сент-Лувернулся домой.
Глава 18
Порой возникает ощущение, что некое событие уже неоднократнопроисходило раньше и оно теперь назойливо повторяется. Я испытал это чувство,глядя на приближавшегося к нам молодого лорда Сент-Лу. Казалось, что когда-то яуже лежал здесь, беспомощный, неподвижный, и снова и снова видел, как РупертСент-Лу идет через поля.
Это бывало со мной раньше, будет происходить и впредь... безконца.
«Прощай, Изабелла! – подсказало мне сердце. – Это самасудьба пришла за тобой».
Вокруг снова воцарилась атмосфера сказки – нереальная,иллюзорная. Мне предстояло принять участие в знакомой концовке знакомойистории.
Я взглянул на Изабеллу. Она даже не подозревала о том, чтоприближается ее судьба, – спокойно смотрела на свои узкие белые руки и,очевидно, все еще думала о розах... или, быть может, о темно-коричневойлакфиоли...
– Изабелла, – ласково я, – кто-то идет...
Она неторопливо подняла голову, потом без особоголюбопытства обернулась – и застыла. По телу ее пробежала дрожь.
– Руперт!.. Руперт!..
Конечно, это мог быть совсем и не Руперт, никто не сумел бысказать наверняка на таком расстоянии. Но это был Руперт.
Немного нерешительно он вошел в калитку и стал подниматьсяпо ступеням террасы. Вид у него был виноватый, он, видимо, чувствовал себянеловко Полнортхаус принадлежал теперь незнакомым людям, с которыми ему неприходилось встречаться, но в замке сказали, что здесь он найдет своютроюродную сестру...
Когда Руперт поднялся на террасу, Изабелла встала и шагнулаему навстречу. Он тоже ускорил шаги.
– Руперт!
И почти одновременно прозвучало его: «Изабелла!»
Они стояли крепко взявшись за руки.
Это было прекрасно... Идеально! Будь это сцена изкинофильма, повторный дубль не понадобился бы, а на театральных подмостках онавызвала бы комок в горле у любой романтичной театралки средних лет. Это былаидиллия. Счастливый конец волшебной сказки. Любовная история с большой буквы.Чудесная встреча молодого человека и девушки, которые долгие годы разлукимысленно рисовали себе портреты друг друга (в известной степени идеальные) икоторые, встретившись наконец, обнаружили, что самым волшебным образом идеал совпалс реальностью.
Произошло то, чего, как говорится, в жизни не бывает, однакоэто произошло прямо тут, у меня на глазах.
Все решилось сразу в первый момент встречи. Руперт всегда вглубине души держался своего решения вернуться в Сент-Лу и жениться наИзабелле, а Изабелла в свою очередь неизменно верила в то, что Руперт приедет,она станет его женой, и они «будут жить долго и счастливо до конца своих дней,пока смерть их не разлучит».
Теперь надежды оправдались, и мечты сбылись. Когда Изабеллаповернулась ко мне, ее лицо сияло от счастья.
Она представила нас друг другу.
Руперт Сент-Лу подошел, протянул мне руку, и я хорошорассмотрел его.
Я и теперь считаю, что мне никогда не приходилось встречатьникого красивее. Я отнюдь не хочу сказать, что это был типичный «греческийбог». Красота Руперта была мужественной: худощавое, обветренное, загорелоелицо; довольно большие усы; глубокие синие глаза; прекрасной формы голова нашироких плечах; узкие бедра и красивые стройные ноги. У него был приятныйголос, низкий и спокойный, без всякого «колониального» акцента. Лицодобродушное, умное, волевое, с выражением спокойной уверенности.
Руперт попросил прощения за то, что явился безпредупреждения, запросто: только что прилетел самолетом и прямо с аэродромаприехал на машине. Леди Трессилиан сказала ему, что Изабелла ушла вПолнорт-хаус.
Покончив с извинениями, Руперт взглянул на Изабеллу, и вглазах у него мелькнуло лукавство.
– Ты сильно изменилась, Изабелла, – заметил он. – Я помнютебя школьницей – ножки тоненькие, как палочки, две косички и очень серьезныйвид.
– Должно быть, я выглядела ужасно, – задумчиво произнеслаИзабелла.
