Я ничего не ответил. Мне столько пришлось вытерпеть отГэбриэла, когда он пребывал в ударе, что теперь, видя его поверженным, я дажеполучал некоторое удовлетворение.
Мое молчание раздражало Гэбриэла. И я был этим доволен. Мнехотелось досадить ему.
– Знаете, Норрис, до чего у вас самодовольный и ханжескийвид? Что, по-вашему, я должен теперь делать? Извиниться перед девушкой?Сказать, что я потерял голову?
Что-то в этом роде?
– Меня это не касается. У вас такой богатый опыт общения сженщинами, что вы сами должны знать, что делать.
– Мне никогда не приходилось иметь дело с такой девушкой.Как по-вашему, она шокирована? Возмущена? Чувствует отвращение? Считает менянастоящей свиньей?
– Я не знаю ни что думает, ни что чувствует Изабелла, –сообщил ему я не без удовольствия и, глянув в окно, добавил:
– Я знаю только, что она идет сюда.
Гэбриэл побагровел, в глазах появилось затравленноевыражение. Он встал у камина в безобразной позе – ноги широко расставлены,подбородок выпячен вперед; взгляд шкодливый. Все это его отнюдь не красило, такчто я опять с удовлетворением отметил, что он выглядит мелким подлецом.
– Если она посмотрит на меня как на мразь...
Изабелла, однако, не посмотрела на него как на мразь.
Она поздоровалась сначала со мной и потом с Гэбриэлом, несделав между нами никакой разницы. Держалась она спокойно и в высшей степенивежливо. Вид у нее был, как всегда, серьезный и невозмутимый. Она сказала, чтоу нее есть поручение к Терезе и, узнав, что Тереза у Карслейков, отправиласьтуда. Выходя из комнаты, она слегка улыбнулась нам обоим.
Как только дверь за ней закрылась, Гэбриэл разразилсябранью. Он ругал Изабеллу изощренно и методично. Я безуспешно пыталсяостановить этот поток злобных оскорблений.
– Придержите язык, Норрис! – закричал он, – Вас это некасается. Вот увидите, я поквитаюсь с этой гордячкой, этой сукой, чего бы мнеэто ни стоило!
Он выскочил из комнаты, так сильно хлопнув дверью, что весьПолнорт-хаус вздрогнул.
Я не хотел пропустить Изабеллу, когда она будет возвращатьсяот Карслейков, и поэтому попросил, чтобы мою каталку вывезли на террасу.
Ждать пришлось недолго. Выйдя из дома, Изабелла прошла вдольтеррасы и направилась прямо ко мне. Ни слова не говоря, она села на каменнуюскамью спокойно, как всегда, сложив тонкие руки на коленях.
Обыкновенно для меня этого было достаточно, но сегоднялюбопытство мое разыгралось. Мне хотелось знать, что творится в этой точенойголовке.
Я видел, в каком состоянии был Гэбриэл, но не имел нималейшего представления о том, как повлияли события предыдущей ночи наИзабеллу. Трудность общения с Изабеллой состояла в том, что все мыслиприходилось облекать в простые слова и говорить прямо: любые общепринятыеэвфемизмы[14] приводили ее в замешательство.
Тем не менее разговор я начал с довольно расплывчатоговопроса:
– Все в порядке, Изабелла?
Она недоуменно посмотрела на меня.
– Сегодня утром Гэбриэл был расстроен, – сказал я. –По-моему, он хочет извиниться перед вами за вчерашнее.
– Почему он должен извиняться?
– Видите ли... – Я замялся. – Он полагает, что вел себядовольно скверно.
– О! Понимаю... – задумчиво произнесла она.
В поведении Изабеллы не было и тени смятения. Любопытствотолкало меня на дальнейшие расспросы, хотя, в сущности, это было не мое дело.
– Вы не думаете, что он вел себя скверно? – спросил я.
– Не знаю... Я просто не знаю... Видите ли, – добавила она,будто извиняясь, – у меня просто не было времени подумать.
– Вы не были шокированы, испуганы, расстроены?
Мне стало уже по-настоящему любопытно.
Изабелла, казалось, обдумывала мои слова.
– Нет, – наконец произнесла она все с тем же отстраненнымвидом, словно рассматривала что-то далекое. – А что, надо было?
Ну вот! Она обратила против меня мое же оружие! Ответа я,разумеется, не знал. Откуда мне знать, что должна испытывать девушка, впервыестолкнувшись – не с любовью, нет, и, конечно, не с нежностью, – а с проявлениемнизменных страстей довольно примитивного человека!
Я всегда думал (или мне просто хотелось так думать?), что вИзабелле есть что-то исключительно чистое, девственное. Так ли это на самомделе? Помнится, Гэбриэл дважды упоминал ее рот. Я внимательно посмотрел наИзабеллу. Нижняя губа у нее была полная – рот почти габсбургский[15]. Губы ненакрашены, чистого, естественного цвета. Да, рот, пожалуй, чувственный.
Гэбриэл якобы пробудил в Изабелле определенный отклик. Нокакой? Чувственный? Инстинктивный? И как об этом отклике судил ее разум?
Внезапно Изабелла спросила, нравится ли мне майор Гэбриэл.Было время, когда я затруднился бы ответить на такой вопрос. Но не сегодня.Сегодня мое отношение к Гэбриэлу было совершенно определенным.
– Нет! – ответил я бескомпромиссно.
– Миссис Карслейк он тоже не нравится, – задумчивопроизнесла Изабелла.
Аналогия с миссис Карслейк меня покоробила.
– А вам. Изабелла? Вам он нравится? – в свою очередь спросиля.
Изабелла долго молчала, а когда наконец заговорила, я понял,что она с трудом подбирает слова.
– Я его не знаю... Я ничего о нем не знаю... Ужасно, когдане можешь даже поговорить...
Мне было трудно это понять, потому что, когда мне случалосьувлекаться женщинами, обычно влечение вызывалось взаимопониманием, верой(иногда ошибочной) в особую симпатию, совпадением вкусов и мнений, обсуждениемспектаклей, книг, этических проблем. Ощущение дружеской теплоты всегда былоначалом того, что зачастую оказывалось просто завуалированным чувственнымвлечением.
Гэбриэл, по словам Терезы, очень привлекателен и нравитсяженщинам. По-видимому, Изабелла тоже находила его привлекательным, но в таком случаеего мужественное обаяние самца она воспринимала как факт, не осознавая и необманывая себя иллюзией осознания. Он пришел как посторонний, чуждый человек.Нравится ли он ей? Возможно ли, что ее привлекала только физическая близость, ане сам человек?
