никакие измены, никакие испытания нам не страшны. То, что мы пережили — оно ведь намертво скрепляет. Спаивает души воедино.
Я смотрела на него, не в силах наглядеться. Гладила скулы, жесткую щетину, запавшие от усталости глаза. Сердце рвалось от острой, пронзительной нежности. Как же я его люблю, господи. Ни с чем не сравнимо, ни на что не похоже. Та самая любовь, что и в огне не горит, и в воде не тонет.
— Не будет больше никаких измен, слышишь? — прошептала, прижимаясь лбом к его лбу. — Теперь мы слишком хорошо знаем цену друг другу. Выстраданно, кровью впаяно — уже не разорвать. Я твоя, Игорь, до последнего вздоха. А ты — мой. И никому не отдам, даже если снова за решетку сажать будут.
Он накрыл мои губы поцелуем — жарким, страстным, исступленным. Словно заклеймил, припечатал. Руки заскользили по спине, забрались под одежду. Я задохнулась от ласки, выгнулась навстречу. Истосковавшееся тело запело, вспыхнуло. Сколько же мы не были близки? Целую вечность, целую жизнь!
Игорь подхватил меня, понес в спальню. Опустил на кровать бережно, будто хрустальную. Лег сверху, накрыл собой. Глаза потемнели, горели безумным, яростным огнем.
— Хочу тебя, Мариша. Безумно, до одури хочу. Столько мечтал, столько грезил нашей встречей. Думал, с ума сойду в четырех стенах — так тебя не хватало. Только мысли о тебе и спасали, только надежда.
Ловила губами его хриплый, срывающийся шепот. Цеплялась за плечи, притягивала к себе судорожно. Шептала в ответ — сбивчиво, горячечно:
— И я хочу, Игорь. Всегда хотела, с первой нашей встречи. Ты — мое наваждение, мой сон и явь. Не могу без тебя, не умею. Так люблю, что душа наизнанку. Ближе, родной, ну же!
Сорванная одежда полетела на пол. Распаленные тела сплелись, закружились в древнем как мир танце. Игорь целовал меня — неистово, жадно. Губы, шею, грудь, живот. Прихватывал зубами, втягивал в рот. Ласкал с ненасытной страстью, словно впервые, словно в последний раз.
Я извивалась под ним, вскрикивала от острого, ни с чем не сравнимого наслаждения. Вонзала ногти в бока, притягивала бедрами. Просила, умоляла — еще, сильнее, глубже! Он брал меня — жестко, безжалостно, до хруста косточек. Словно боялся, что вырвут, отнимут нежданно обретенное счастье.
Мы не могли друг другом насытиться. Занимались любовью долго, со вкусом — до звезд перед глазами, до сорванного дыхания. Изголодавшиеся тела пылали, искрили, вспыхивали. Я кричала в голос, царапала Игорю спину. Он стонал, вбиваясь в меня исступленно, словно грешник в райские врата.
А потом мы лежали — мокрые, обессиленные, сплетенные в тесный клубок. Игорь гладил меня по волосам, целовал плечи, ключицы. Смотрел в глаза — серьезно, мягко.
— Мариша моя, женщина моя. Как же я счастлив, господи. Словно все ужасы, все страдания были лишь затем, чтобы острее ценить то, что имею. Тебя и нашу любовь — уже ничем не сокрушить. Ты ведь знаешь это?
Я кивала, всхлипывая от острого, щемящего чувства. Прижималась покрепче, пряталась на груди.
37
Я проснулась от легкого, щекотного прикосновения к щеке. Солнечный луч пробрался сквозь неплотно задернутые шторы, затанцевал по лицу. Несколько секунд лежала, боясь пошевелиться. Вдруг все случившееся вчера — лишь сон, морок? Вдруг Игоря нет рядом, а я по-прежнему одна в холодной постели?
Но стоило повернуть голову — сердце зашлось от счастья. Любимый спал, трогательно подложив ладонь под щеку. Губы чуть приоткрыты, ресницы подрагивают. Господи, какой же он красивый — даже измученный, даже похудевший! Мой Игорь, мой единственный.
Не удержалась, потянулась погладить колючую от щетины скулу. Он тут же распахнул глаза, сонно улыбнулся. Поймал мою руку, прижался к ней губами.
— Доброе утро, любовь моя. Как спалось на воле?
Я всхлипнула, уткнулась носом ему в плечо. Обняла покрепче, будто боялась — вот-вот растает, ускользнет.
— Как же я счастлива, Игорь! До сих пор не верю, что ты здесь, со мной. Мне без тебя будто воздуха не хватало, душа из тела рвалась. А теперь словно заново родилась.
Он гладил мои волосы, целовал макушку, виски. Большие горячие ладони скользили по спине, будто впитывали, запоминали каждый изгиб.
— И мне без тебя жизни не было, солнце. Только мысль, что ты меня ждешь, и давала силы держаться. Ты ведь мой якорь, Мариш. Мой свет в конце тоннеля.
Так мы и лежали — сплетенные, притихшие. Дышали друг другом, млели от близости. Впервые за много месяцев у нас было время просто быть вместе — без спешки, без нервов, без горьких расставаний.
Наконец Игорь с неохотой отстранился, чмокнул меня в нос.
— Надо вставать, радость моя. Столько дел впереди — оформить документы, со всеми повидаться. Да и на работу наверняка выходить скоро. Соскучился я по своим чертежам, по проектам. Засиделся без дела.
Я со смехом потянулась, спустила ноги с кровати. Накинула халат, кивнула в сторону ванной.
— Давай тогда собираться, муж мой ненаглядный. Сейчас быстренько приведем себя в порядок — и за дело. Но сначала завтрак! Я тебе сейчас такой королевский омлет сооружу — пальчики оближешь.
Он расхохотался, шутливо шлепнул меня по заду.
— Вот это по-нашему, по-семейному! Люблю в тебе эту практичность. Сразу видно — уже на все готовая хозяйка, мать семейства.
Я порозовела от удовольствия. А что, мне нравится о нем заботиться. Гнездышко вить, уют наводить. Теперь-то у нас будет настоящая семья — дружная, крепкая. Не то что раньше — сплошные бури да страсти.
Спустя полчаса мы уже сидели на кухне. Игорь с аппетитом уплетал омлет, нахваливал мою стряпню. Я подливала ему кофе, подкладывала добавки. Сама кусок в горло не лез — все любовалась, глаз не сводила. Господи, просто мирный семейный завтрак — а у меня сердце заходится от щемящего, острого счастья!
Он поймал мой взгляд, улыбнулся лукаво.
— Ешь давай, Мариш. А то смотришь на меня так, будто я тебе роскошный торт, а не послетюремный доходяга.
Я со смехом кинула в него салфеткой, принялась за еду. Надо же, а ведь и правда проголодалась. Рядом с Игорем все чувства обострились — и душевные, и физические.
За завтраком мы строили планы. Решили, что сначала Игорь оформит документы и навестит родных.
Потом Игорь собирался заехать на работу — отметиться, о делах разузнать. Все-таки столько времени пропустил, наверняка накопилось всякого. А вечером хотел посидеть с друзьями — отпраздновать освобождение, в себя прийти.
Меня так и подмывало напроситься с ним, побыть рядом каждую минуту. Но понимала — надо дать
