- Разумеется, я хочу проститься с Плюнькисом, - сказал Генрих. - Я думал сам попросить вас об этом, но вы опередили меня. Плюнькис был замечательным глюмом.
- Похороны состоятся в Священной Роще, - сказал гном. - Когда умирает кто-нибудь из наших, мы всегда хороним его в священной земле. Обычно происходит традиционный, сокращенный обряд, но для старика мы решили сделать исключение. Мы похороним его по древнему обряду, как гнома, хотя он и не гном…
- Тогда нужен кто-то, кто проведет меня и Ола-фа, - заметил Генрих. - Мы дороги не знаем.
- Да, само собой, вас предупредят, когда и где встретиться с проводником. Знаете, никто из людей никогда не присутствовал на похоронах древнерожденных. Но для вас мы хотим сделать исключение. Для Плюнькиса будет большая честь, если сам господин Герой зажжет погребальный костер. А теперь прощайте, господин Генрих, мне пора заняться приготовлениями, ведь я - глава старейшин, на мне все держится.
Гном ушел. Генрих поднялся, побрел к Олафу, изучавшему плиту Врат. Возле Олафа кружил в воздухе призрак барона Крауса.
- Вы великолепно сражались, господин барон, - сказал Генрих.
- Да? - призрак смутился и стыдливо потупил взгляд. - Я старался. Рядом с вами я не мог позволить себе сплоховать. А теперь вот незадача вышла:
Ремер из Майнбурга требует плату, а у меня нет ни гроша. Вы не смогли бы одолжить мне пару монет?
Генрих прикрылся ладонью, пряча улыбку.
- На что же Ремеру монета? Он ведь все равно не сможет на нее ни купить ничего, ни выпить…
- Он и не собирается ничего покупать, - буркнул барон. - Но у него дурацкий принцип - задаром не драться. Деньги его совершенно не интересуют с практической точки зрения главное, чтоб считалось, что работа оплачена.
Генрих вытащил кошелек, вывалил на ладонь пригоршню монет.
- Этого хватит?
- Хватит и одной, самой мелкой. Вы ее бросьте на землю, так как ни я, ни Ремер держать вещи не способны. А я пока кликну ландскнехта, покажу ему монету, и будет считаться, что мы в расчете.
- Ладно, вот монета для нашего бравого наемника, - сказал Генрих, бросив на могильную плиту пятьдесят пфеннигов.
Он повернулся к Олафу:
- Есть новости?
- Какие могут быть новости? - раздраженно буркнул тот. - В самую пору сойти с ума. Я ясно помню, что на этом месте раньше зияла дырища и из нее валил пар. А теперь плита лежит себе, словно ни чего и не случилось. Ни щелей, ничего. Даже трава из-под нее растет, как будто надгробье не двигали вот уж добрый десяток лет… Колдовство? Генрих промолчал.
- Значит, колдовство, - сказал Олаф. - Между прочим, я…
Над кладбищем вдруг раздались глухие удары. Олаф умолк, прислушиваясь. Генрих удивленно оглянулся. Звуки показались ему удивительно знакомыми, но понадобилось несколько секунд, чтобы понять, что способно их вызвать. Понял это и Олаф.
- Ты слышишь? - спросил он. - Будто огромное сердце бьется…
Генрих поежился; по кладбищу пронесся дикий вопль:
- Спасайтесь, кто может! О ужас!
Древнерожденные кинулись врассыпную.
- Прячьтесь, господин Генрих. Скорее! - крикнул кто-то из домовых, юркнув в кусты. - Накликал-таки барон беду!
- Да что случилось?
- Па-ппа… Палач… - пробормотал дрожащим голосом призрак барона. - Королевский… За м-м-мной яв… яввился… Прощайте, г-господин Генрих, я п-пропал…
- Вы не ушли за Ремером? - удивился Генрих.
- У-ушел, а потом ве-вернулся, чтоб спросить, какого достоинства монета… - ответил призрак.
- Вы сказали, что это Королевский Палач явился? - переспросил Генрих.
Призрак барона кивнул. На беднягу было жалко смотреть. Он поблек, утратил прежние удаль и стать, выпучил глаза, вывалил язык. Если бы призраки могли умирать, барон был бы сейчас мертв.
- Еще один наш друг? - Олаф тронул Генриха за локоть. - Что-то я не видел этого привидения во время драки… А, вон оно, объявилось!… Но только
мне кажется, что этот призрак не друг нам…
По кладбищу двигалось привидение. Оно не касалось ногами земли, а парило в полуметре над ней. То и дело останавливаясь, призрак лихорадочно озирался, словно кого-то разыскивая. Длинный, до пят, серый плащ скрывал его фигуру, но не мог скрыть огромный рост и ширину плеч призрака. Должно быть, при жизни Палач отличался недюжинной силой. Плащ подвязывала толстая конопляная веревка, концы которой едва не волочились по земле. Голову призрака скрывала красная маска с прорезями для глаз, сшитая в виде колпака. На плече призрак нес огромный топор с длинной рукоятью.
«В подвале смотрителя он выглядел совершенно иначе… - в панике подумал Генрих. - Но в этом виде он еще страшнее».
От призрака веяло таким холодом, такой мертвенной, зловещей стужей, как будто на кладбище Регенсдорфа явилась сама Снежная Королева, принеся с собой мерзлоту Лапландии. Королевский Палач остановился у одного из надгробий и вперил в пространство между плитами пристальный взгляд. Не прошло секунды, как оттуда донесся полный ужаса всхлип, а потом из щели выскочил домовой и стремглав помчался прочь. Королевский Палач разочарованно покачал головой и продолжил обход кладбища.
- Что-то этот приятель с топором доверия у меня не вызывает, - пробормотал Олаф. - Как там его назвал барон: призрак палача или призрак-палач? Кого он разыскивает?
- Меня, - ответил едва слышно Генрих. - Ты бы, Олаф, спрятался… ну, от греха подальше…
- Я тебя не брошу, пусть хоть тысяча поганых палачей таскается между могилами. Давай отступать вдвоем, - предложил Олаф с надеждой. - А еще лучше втроем. На нашем бароне совсем лица нет. Бедняга омертвел еще больше, чем был.
Генрих кивнул, попытался сделать шаг и вдруг понял, что страх намертво приковал его ноги к земле. Какое уж там могло быть бегство!
- Уходите, - сказал он. - Я немного задержусь… Разузнаю только, что этому призраку надо.
- Нет, я без тебя не уйду, - испуганным шепотом ответил Олаф. - Но сама идея «разузнавать» мне не по душе. Выкинь блажь из головы - самое время уносить ноги…
- Да, конечно… - пробормотал Генрих, тщетно пытаясь двинуться с места.
- Поздно, - вздохнул Олаф.
- Матерь Божия, Заступница, помоги и защити, - пробормотал призрак Фердинанда Крауса фон Циллергута. Он машинально попытался перекреститься, поднял руку, да так и замер, приложив пальцы ко лбу.
Призрак Королевского Палача исчез - растаял, словно дым, а в следующий миг оказался совсем близко - лицом к лицу с Генрихом. Генрих попытался зажмуриться, но не смог. Через прорези в маске на него взглянула пустота. Глубокая, лишенная даже намека на жизнь и милосердие пустота. Не пропасть, не бездна, а именно пустота. Пропасть таит в себе убийственное дно, бездна подразумевает падение без конца, вечное движение… А пустота - это пустота. Ничто, и снова ничто. Генриху показалось, что ему в глаза заглянула сама Смерть.
