и всего, как все просто! — с сарказмом подумал Эдвард. — Нет, ну, а что такого — продолжал он иронизировать над самим собой, — я просто предложу Стэнфорду более высокую цену… Впрочем, ирония тут неуместна — остановил он себя, — ты что, вправду думал, что в рай можно попасть, просто купив билет на самолет?..
И вдруг он понял — все действительно не так уж сложно. Асланову нужна расшифрованная рукопись? Вот она, пожалуйста. Готовая, лежит на столе. Любой анализ подтвердит возраст этого кодекса и его подлинность, а значит, тем самым, докажет, что то, что Элдор Асланов собирается купить у Стэнфорда, — подделка, мистификация. Дальше — предлагаю ему обменять подлинник на эту мистификацию, и — вуаля!
План казался вполне реальным и легко выполнимым. Но, как это часто и бывает, — гладко было на бумаге… «Овраг», причем, довольно глубокий, Чехович обнаружил, подумав еще несколько минут: ведь, купив фейковую рукопись у Стэнфорда, завладев ею, Асланов тоже должен будет исчезнуть. И хорошо еще, если не вместе с манускриптом, но в любом случае, где тогда его, то есть, манускрипт, искать?
— Стоп! — По громкому, возмущенному «мяу», раздавшемуся рядом, Чехович понял, что снова начал рассуждать вслух. — Но ведь из тех, кто завладевал рукописью, исчезали не все. Вацлав IV, например, благополучно почил естественной смертью аж через 10 лет после покупки. С художником Герхардом Клоссом, подарившим документ Стэнфордскому университету, тоже ничего не случилось… Да и все сотрудники Стэнфорда остались живы — здоровы. Почему? — спросил он Барбароссу, оказавшегося тем временем снова на столе и с любопытством следившего за логической цепочкой, выстраиваемой хозяином. Кот раскрыл рот, но тут же закрыл его, не издав ни звука — словно хотел что-то сказать, но передумал.
— Да — да, я помню — ответил Чехович на его немой вопрос, — мы с тобой уже обсуждали это, но как-то вскользь. Теперь придется заняться этим вопросом вплотную, ведь все зависит именно от него.
Я думаю потому, — хозяин поднял вверх указательный палец перед самым носом кота, словно воспитатель, наставляющий «на путь истинный» своего воспитанника, — что для императора копия рукописи и была написана, Клосс нашел ее в купленном доме — и подарил учебному заведению, а университет, собственно, и должен интересоваться такими находками и приобретать их!
Барбаросса с возмущенным воплем спрыгнул со стола и убежал — мол, тоже мне, учитель выискался, самому все разжевывать приходится, а мне решил таблицу умножения объяснять.
— То есть, — продолжил Чехович убеждать уже самого себя, — все они действовали бескорыстно. В отличие от библиотекаря Беднаржа, австрийского полковника и американского миллионера, купившего краденое. В этой же категории, судя по всему, оказалась и вдова Баумшаллера. Но если так, то и Асланов не должен никуда деться после покупки рукописи, ведь он собирается передать ее Эрмитажу!
Все это были, конечно, только его предположения, но — что делать? Для отправляющегося в Рай (или в один из его аналогов), нет ни гаратий, ни точного маршрута, приходится полагаться лишь на собственную интуицию и здравый смысл.
* * *
— С ума сойти!
Восхищение Асланова историей с двумя рукописями, рассказанной ему Чеховичем (разумеется, без подробностей о его «отлучках» в средневековую Прагу), было совершенно искренним.
Копия расписки Киршнера в получении денег от короля, лингвистический анализ шифра, подробное описание процесса расшифровки, и — главное — сама подлинная рукопись, к которой были приложены все эти документы, кажется, убедили Асланова в том, что то, что он собирался купить у Стэнфордского университета, на самом деле, является подделкой.
— Нам с вами предстоит объявить о том, что стэнфордская рукопись — фейк, и предъявить миру подлинник, — сказал миллиардер, выслушав доводы Чеховича и надевая перчатки, предусмотрительно принесенные ученым, чтобы взять в руки кодекс.
— Как вы считаете, — продолжал он, осторожно перелистывая страницы рукописи, — это станет сенсацией в науке?
— Местного масштаба — сказал Эдвард. — Среди медиевистов — да… — Он никак не мог заставить себя заговорить о главном.
— Но чтобы делать такие громкие заявления, — Асланов продолжал внимательно, со всех сторон, рассматривать книжицу, — мне надо самому на сто процентов быть уверенным в этом. Поэтому я заберу все эти материалы на две надели, с вашего позволения — заявил он, подняв, наконец, глаза на Эдварда, и заставил его вспомнить свою «косую» улыбку. — Не волнуйтесь, — добавил Асланов, — наш договор остается в силе, всю оставшуюся сумму вы получите, независимо от результатов экспертизы.
Чехович кивнул и подумал: «Это он еще содержания рукописи не знает»!
Наконец, он решился.
— У меня есть предложение… Вернее, личная просьба… А точнее — две просьбы.
— Да-да, конечно, — Асланов оторвался от антиквариата и с преувеличенным вниманием уставился на собеседника.
— Первая — я бы хотел, чтобы вы сохранили инкогнито мое имя.
Асланов поиграл бровями, изображая удивление.
— А что так?
— Просто, — уклончиво ответил Чехович. — Слава мне не нужна, достаточно денег.
— Н-ну, хорошо. Принято. А вторая просьба?
— Поскольку мы обнаружили, — робко начал Эдвард, — что то, что хранится в Стэнфорде, является… м-м-м… подделкой… И нашли подлинник рукописи… И рас… знаем теперь ее содержание…
Миллиардер смотрел на него все более внимательно, видно, начал подозревать какой — то подвох. Наконец, Чехович решился и выпалил, словно прыгнул в прорубь:
— Я был бы вам очень благодарен, если бы вы отдали мне эту подделку.
Асланов откинулся на спинку кресла, он сосредоточенно смотрел куда-то, поверх головы собеседника. Ученый ждал.
— Зачем она вам? — спросил, наконец, хозяин кабинета и положения.
— Просто на память. Мне еще никогда не приходилось выполнять такой заказ… Это — самое значительное из всего, что мне удалось сделать до сих пор.
Снова помолчали. Эдвард представил, сколько сложных уравнений решается сейчас в голове миллиардера.
— Давайте сделаем так, — медленно произнес Асланов. Снова помолчал, и закончил: — дождемся сначала результатов экспертизы. Потом обсудим ваше предложение.
Чехович, в общем-то, ожидал такого ответа и был готов к нему, но теперь у него появлялось «окно», которое нужно было чем-то заполнить.
Размышляя об этом по дороге домой, он снова вспомнил ночной разговор с Киршнером, конфликт ученого с Гусом — и вдруг понял, что все это было где-то в середине января. 1409-й год… Январь… Кутногорский указ Вацлава IV! Для немецкого сообщества Пражского университета он был — словно пощечина. Для Киршнера наверняка тоже…
«Слово сильнее!» — вспомнил он слова магистра.
И кстати, — Чехович даже остановился от неожиданной мысли, которая почему-то не пришла ему в голову раньше, — 1409-й!.. Год его смерти!
Он вдруг понял, что должен непременно увидеться с Киршнером и узнать о его дальнейшей судьбе.
Похоже, Барбаросса тоже
