не будешь против? Может, отвезти ее к нему домой? Привезти ее домой поздно?
— Меня это устраивает, — солгал я, желание перевернуть стол нарастало в моей груди и распространялось по рукам. — Сегодня у нее выходной. Она вольна делать все, что ей заблагорассудится.
— Господи Иисусе. Я не могу на это смотреть. Пойду возьму еще пива, хочешь?
— Нет. — все мое внимание было сосредоточено на танцполе. Мне не хотелось ничего, кроме нее. Я так сильно хотел ее, что, когда песня закончилась и все замолчали, чтобы поаплодировать, я встал из-за стола и направился в их сторону.
— Прошу прощения. — я похлопал ее по плечу. — Можно мне следующий танец?
— Извини. — выражение ее лица было холодным. — Я уже пообещала следующий Дэниелу.
Я одарил на Дэниела взглядом, полным едва сдерживаемой ярости. — Ты не возражаешь?
Он сглотнул. Посмотрел на ширину моих плеч и на то, как мои руки были сжаты в кулаки. — Нет, все в порядке. Может быть, увидимся позже, Рони.
Я кипел от злости, когда он уходил. Он уже называл ее Рони?
Когда тот ушел, она повернулась ко мне лицом, выражение ее лица было мертвенно-бледным. — Серьезно? Теперь ты хочешь потанцевать?
— Да.
Группа снова заиграла, на этот раз медленный блюз, но я не мог заставить себя обнять ее и покачиваться, как пары вокруг нас, — я был слишком взвинчен.
Она склонила голову набок. — В чем дело? Боишься прикоснуться ко мне?
— Нет. — но боялся. Если бы я прикоснулся к ней, все было бы кончено.
— Значит, на самом деле ты не хочешь танцевать со мной, а просто не хочешь, чтобы я танцевала с кем-то еще. — она закатила глаза. — Понятно.
Она ушла с танцпола, но вместо того, чтобы вернуться к столику, направилась в сторону туалетов. Я последовал за ней, хотя мне казалось, что все глаза в заведении следят за нами. Но вместо того, чтобы зайти в дамскую комнату, она пронеслась прямо мимо нее. Выскочив через заднюю дверь, она затопала за одну сторону здания, в противоположном направлении от парковки.
— Эй! — позвал я, спеша догнать ее. — Куда ты идешь?
— Оставь меня в покое. Я хочу подышать свежим воздухом.
— Здесь темно!
— Тогда тебе лучше держаться на расстоянии — ты знаешь, что с нами происходит в темноте. Возможно, ты снова начнешь жалеть меня!
— Ты прекратишь? — я подошел достаточно близко, чтобы схватить ее за локоть и развернул лицом к себе. — Я хочу с тобой поговорить.
— Отпусти! — она высвободилась из моей хватки и повернулась ко мне лицом, ее глаза гневно сверкали в лунном свете.
— Мне жаль. — я поднял руки. — Я не хотел тебя обидеть. Я просто хотел…
— Чего? — она скрестила руки на груди, ее глаза расширились. — Наказать меня за то, что я танцевала с кем-то другим? Очевидно, тебе это не понравилось.
— Мне не понравилось, — признался я. — Я хотел, черт возьми, уложить его на лопатки.
— Это смешно. Мы просто танцевали.
— Он обнимал тебя, — я злился.
— И ты приревновал?
— Да!
— Так обними меня своими гребаными руками, Остин! Никто тебя не останавливает!
Доведенный до предела, я сделал именно то, что она сказала — обнял ее и прижался своими губами к ее губам. Мой язык скользнул между ее губ, настойчивый, горячий, требовательный. Я вложил весь гнев, ревность и разочарование в этот поцелуй, отчаянно пытаясь подавить свои вспыхнувшие чувства.
Но ее руки обвились вокруг моей шеи, и она подпрыгнула, обхватив меня ногами, что только подлило масла в огонь. Мои руки скользнули под ее задницу, и я прижал ее спиной к стене старого сарая, которая пульсировала от грохота барабанов внутри. Я прижался своим твердым членом к ее киске, потираясь об нее длинной сквозь эти маленькие черные шортики.
Она застонала мне в губы, и я подумал, поймают ли нас, если я трахну ее прямо здесь, в темноте, у Сломанной Спицы — хотя, честно говоря, я даже не был уверен, что продержусь достаточно долго, чтобы меня поймали. Я был готов кончить в штаны.
Песня подошла к концу, и я услышал свист и аплодисменты из бара. Придя в себя, мне пришлось поставить ее на землю и сделать шаг назад. Мы оба тяжело дышали.
— Боже, — выдохнула она, вытирая рот. — Ты можешь быть таким засранцем, но точно знаешь, как целоваться.
Я поморщился, хотя моя грудь наполнилась гордостью.
Поправив юбку, она прислонилась спиной к стене. — Итак, что теперь? Ты собираешься снова извиниться? Обещать держаться от меня подальше?
— Я должен.
Она уставилась на меня, в ее глазах отражался лунный свет. — Не беспокойся.
— Что это, Вероника? — выпалил я. — Что мы делаем?
— Черт возьми, если бы я знала! Я знаю, что бы мы делали, если бы ты просто расслабился и немного повеселился. Чего ты так боишься?
Я открыл рот, но не извлечь и слова.
— Дети уехали на неделю, Остин. Напряжение между нами сводит нас обоих с ума. Если бы ты не был таким трусом, мы могли бы выкинуть это из головы!
— Я не трус! — сказал я ей. — Дело не только в детях.
— Тогда что? Ты беспокоишься обо мне? Боишься, что я могу подумать, что ты мой парень, если позволю тебе добраться до третьей базы? Пожалуйста. — она подняла руку. — Последнее, что я ищу, — это новые отношения.
Ее слова искушали меня поцеловать ее снова. Отвезти домой и забежать на третью базу — к черту это, я хотел забить. Но что-то меня сдерживало.
— Это неправильно, — упрямо ответил я.
Она наклонила голову. Затем придвинулась достаточно близко, чтобы встать грудь к груди со мной, положив руку на выпуклость в моих джинсах. — Тебе кажется это неправильным?
Я не мог лгать, поэтому промолчал. Как всегда.
Ее губы приподнялись, и она покачала головой. — В следующий раз, когда ты поцелуешь меня, Остин, делай это потому, что тебе этого хочется, а не потому, что не хочешь, чтобы я целовалась с кем-то другим. — она опустила руку. — Или не делай этого вообще.
Затем она повернулась на каблуках и ушла прочь.
Когда мы вышли из бара, она ехала домой на заднем сиденье, напряженная и молчаливая. Я тоже ничего не говорил, и Ксандер оставил попытки завязать разговор и включил радио.
Дома Вероника быстро выскочила из машины. — Спасибо, что подвез меня, было весело, — сказала она без каких-либо эмоций. Затем она захлопнула дверь и зашагала по подъездной дорожке к гаражу.
— Что, черт возьми, произошло между вами, ребята, сегодня вечером? — спросил Ксандер, когда мы смотрели, как
