Назначил его губернатором Эр-Рияда. Принца Са’уда «держал на заднем плане». Объяснением тому, со слов Пелгрэва, — принадлежность матерей его сыновей к разным родоплеменным кланам. Мать принца ‘Абд Аллаха происходила из рода Са’удов, а мать принца Са’уда — из знатнаго древнего рода племени бану халид, контролировавшего в свое время, как уже говорилось в этой книге, Аравийское побережье Персидского залива от Эль-Хасы до Кувейта. Отличались, что интересно, и знамена принцев: если у Са’уда оно было бело-зеленым, то у ‘Абд Аллаха — черно-белым. Зная о непростых отношениях своих старших сыновей, ‘Абд Аллаха с Са’удом, эмир Файсал сказал как-то во время одного из маджалисов с шейхами подвластных ему племен, на котором присутствовал и Пелгрэв, что «помочь там, где соперничество матерей, унаследованное их сыновьями, усилилось еще и соперничеством за обладание троном, — нечем» (39).
Что касается самого эмира Файсала, отмечает Пелгрэв, то владыки соседних земель и уделов относились к нему по-разному. «Высокомерные персы», к примеру, обзывали его не иначе, как Бедуином. Заявляли, что это не только прозвище, данное ими ему, но и «титул» эмира. Притом единственно достойный его, который они могли бы признать за этим правителем некогда подконтрольных им земель побережного Неджда.
Во время нахождения в Эр-Рияде, Дж. Пелгрэв, прибывший в Неджд инкогнито, под видом лекаря из Дамаска, удостоился чести «в течение трех недель, ежедневно, обучать искусству врачевания ‘Абд Аллаха», старшего сына эмира Файсала. Именно от него он и узнал множество интереснейших сведений и о структуре власти государства Са’удов, и о политических взглядах ‘Абд Аллаха. Принц, повествует Пелгрэв, был «абсолютно убежден» в том, что у Неджда — «лучшее войско в мире», а сам он — «лучший военачальник на свете». Ведя речь о турках и египтянах, которые громко заявили о себе в Аравии, открыто насмехался над ними, забывая при этом, что именно Константинополь и Каир уничтожили величие державы его предков. Одного из них — обезглавили, а другого «на многие годы изгнали в ссылку». Они же держали «в продолжительном плену и его отца», эмира Файсала. Константинополь и Каир, судя по высказываниям принца, «являлись для него абсолютно ничем». Все это, резюмирует Пелгрэв, хорошо отражало и «состояние ума принца, и его необыкновенные амбиции» (40).
Пребывая в Неджде, Пелгрэв обратил внимание на наличие библиотек в домах состоятельных торговцев и некоторых придворных. Чему немало удивился. Самой богатой из них, и даже из всех тех, что ему довелось видеть в Аравии, путешественник называет библиотеку Махбуба, первого министра двора эмира Файсала. Самым же интересным сочинением в ней — «рукописную историю империи ваххабитов». Махбуб слыл среди знати Неджда «человеком всем интересующимся». Его «отличали любовь к литературе и дух исследователя» (41). Кстати, родила Махбуба грузинка-наложница, «подаренная шейху Файсалу при его вступлении на престол».
Побывал Пелгрэв и на королевских конюшнях, располагавшихся в окрестностях Эр-Рияда. Там разводили знаменитую породу чистокровной арабской лошади масти «неджеди», высоко ценившуюся у коневодов за «быстроту бега» и выносливость. «Неджеди» настолько хорошо чувствует и понимает наездника, отмечает Пелгрэв, что когда смотришь на скачущую лошадь с всадником на ней, то создается впечатление, что движется не красивое животное с оседлавшим его человеком, а мифический кентавр. Стадо лошадей короля Файсала насчитывало, по словам Пелгрэва, 600 голов.
Находясь в Эр-Рияде, путешественник наблюдал за сбором армии эмира Файсала, отправлявшейся с экспедицией против одного из крупных соседних племен. Войско, выстроившееся у городских ворот, представляло собой объект, достойный внимания и писателя, и художника, замечает Пелгрэв. Гвардию командующего войском, шейха Са’уда, сына эмира, представляли 200 конных всадников — с попьями на плечах и мечами и мушкетами в ножнах и чехлах, свисавших по обеим сторонам седел. За поясом у каждого из них торчал острый кинжал (харик). Остальные воины, более двух тысяч человек, сидели на верблюдах и вооружены были копьями и ружьями. Король Файсал, полуслепой уже в то время, тучный и дряхлый старик, человек с седой бородой и крупным широким лбом, как его описывает Пелгрэв, располагался на возвышении, специально возведенном для него по этому случаю у городских ворот. Одет был по-ваххабитски просто. Единственное, что отличало его в одежде от других собравшихся там людей, так это меч — с золотой рукояткой.
Неджд вообще и Эр-Рияд в частности, говорит Пелгрэв, — это место, где «деньги и только деньги» могли дать ход любому делу. Решить тот или иной вопрос «без подношейний» вообще не представлялось возможным (42).
В «Рассказе об одном годе путешествия в Центральную Аравию» Пелгрэв поделился впечатлениями и о своем пребывании в Хайле. Оказавшись в столице Джабаль Шаммара он наблюдал за сбором тамошних войск. Примерно треть воинов восседала на конях, остальные — на светлошерстных быстроходных верблюдах. Вооружение бедуинов составляли мечи, копья и фитильные ружья. Лучшие слои общества Хаиля, представленные, по мнению Пелгрэва, его торговцами, с которыми он много и плотно общался, были людьми образованными и гостеприимными, живо интересовались жизнью и бытом англичан, равно как и народов «других земель», где ему довелось бывать.
Путешествуя по Восточной Аравии, Пелгрэв видел и описал «красные пески» пустыни Дахна и обитавшее там легендарное племя ал-мурра, славившееся своими следопытами, а также города Эль-Хуфуф, Эль-Катиф и провинцию Эль-Хаса. Арабы Побережья, рассказывет он, связанные с Океаном и морской торговлей, в отличие от жителей пустынных районов Аравии, хорошо знали «людей другой веры, манер и одежды». Часто встречались с ними как в портах своих земель, так и во время «хождений по делам торговым» в Багдад и Басру, на Бахрейн и в Оман, в Индию и на Цейлон.
О следопытах Аравии Пэлгрев и другие путешественники-исследователи Аравии сообщают следующее. Следопыт или «человек, познавший науку следа», как выражаются бедуины, — лицо в прошлом в племенах Аравии востребованное и уважаемое. След на песке (если, согласитесь, его вообще можно назвать следом) — совсем не одно и то же, что след на земле. Обнаружить и «прочесть след» в пустыне непросто. В прежние времена только следопыт мог помочь разыскать в океане песков Аравии уведенных из племени во время газу верблюдов и лошадей. По следу дромадера, или «рисунку его походки», бедуин-следопыт в состоянии был высчитать расстояние, пройденное животным, и количество дней, проведенных им в пути. Более того, способен был отличить на песке женские следы от мужских; и определить, передвигалась ли женщина с ребенком или без него, шел ли верблюд груженым или налегке. Взглянув на финиковые косточки, оставленные людьми на местах стоянок караванов, следопыт мог назвать сорт съеденных фиников и даже район, где их собрали. Самые лестные для бедуина Аравии
