грязь месить, — рассказывал Дидье юному Леону. — Женщин из села нагнала, все вместе они покрасили сукно и пряжу в дивные цвета. Красиво, не у всякого торговца такой цвет на ярмарке встретишь. В баньке нашей есть мыло, не такое как привозят из-за моря, а больше похоже на мягкий воск, но после него волосы скрипят, заслушаешься, и всем можно брать его сколько потребуется.
— Когда это ты всё вызнал? Вроде с утра до вечера гонял всех с оружием в руках? — недовольно хмыкал Бертран, а Дидье хитро улыбался и продолжал:
— Манон дала мне попробовать райскую сладость, что изготовила мадам, так я чуть язык не проглотил от удовольствия.
Бертран пришпорил коня, чтобы не слушать, как помощник певчей птичкой поёт о Катрин.
— А знаете, сеньор, почему ваш батюшка так сердится? — посмотрев во след владетелю, вкрадчиво спросил капитан.
Юноша отрицательно покачал головой.
— Потому что сглупил он! Ваша мачеха очень достойная женщина. Она совсем недолго у нас живёт, а сделала уже многое и заслужила доброе слово, а сеньор в ответ на её искреннюю радость при встрече нарычал на неё, как на простого вояку. Запомните, чтобы ни говорили святоши, а с женщинами так нельзя! Даже когда злитесь, не забывайте, что они хрупкие и очень чувствительные. Вот обидел он нашу хозяйку, и она не сказала ему, чем занималась, не угостила его сладостями. А для кого она старалась?
— Но дед говорит, что женщин глупо баловать и с ними надо быть строже, чем с собаками!
— Ну, дед ваш сеньор важный, с ним не поспоришь, да только вы же видели, как он относится к вашей бабушке? Даже коня своего так не балует, как её!
Леон кивнул. Слово бабушки в замке для всех закон, только она редко чего желает.
— Если бы ваш дед смолоду относился к мадам Матильде так, как сейчас, то она ещё долго радовала бы нас всех. Я помню времена, когда он в буйстве своём поднимал руку на неё, и только когда она чуть не умерла, да сеньор Алейн, будучи ещё совсем мальчишкой, не зарычал бы на него, аки дикий зверь, то не опомнился бы ваш дед. Не допускайте чужих ошибок, сеньор Леон.
— А как же девицы, что по ночам приходят? Я видел, что одна уходила от тебя в слезах!
— Ну, вы сравнили сеньору и трактирных девок! Сеньора — это благополучие замка и всех, кто живёт в нём, мать ваших детей, а весь толк от девок, чтобы грела и уду давала облегчение, а если не может, то приходится поучить её маленько.
Леон ненадолго задумался. Ему было сложно понять, к кому из дев надо относиться с уважением, а кто служит исключительно для его удовлетворения. С трактирными грудастыми девками всё понятно, как и с деревенскими, а вот городские изрядно путают его, но с этим он потом разберётся, а сейчас ему хотелось поговорить о том, что его ждёт в родном замке.
— Бабушке мадам Катрин понравилась, — подталкивая к продолжению рассказа о мачехе, заметил он. — Она сказала, что мне не стоит ждать зла от неё, а если я не глуп и не обуян гордыней, то не грех у неё поучиться тому, что у нас малоизвестно.
— Очень верно заметила мадам Матильда! Другие народы, может, и варвары, но у всех есть что-то интересное, что пригодилось бы для вашего благополучия. А сеньора Катрин многое разумеет и готова делиться знаниями, только не все готовы принять их по своему скудоумию. Я читал, что у варваров женщин считают равными мужчинам!
Леон снисходительно улыбнулся наивности собеседника.
— А вот зря вы так! — начал заводиться Дидье. — Есть летописи, в которых описано, как после битвы с русичами разоблачали павших воинов, и среди них чуть ли не каждый третий воин был девицей!
— Да разве это возможно? Амазонки, что ли?
— Э нет, амазонки — это древность или вообще пустая болтовня, а я вам про то, что наша церковь записала.
Леон задумался.
— Ну, вообще-то, говорят, что у викингов тоже были женщины-воины, только они в море не выходили.
— Вот о чём я вам толкую! Мадам получила образование, равное мужчинам, а сама она знатных кровей, и делаем вывод, что нет стыда в том, чтобы поучиться у неё. Глупо терять такой шанс!
Бертран прислушивался к разговорившемуся помощнику и дивился его многословности, осведомлённости о событиях давно минувших дней. Неужели старый чертяка положил глаз на его жену? Хотел было приструнить Дидье, но неожиданно стало интересно, что он говорит о Катрин, а потом понял, насколько узколобо он воспринял свою жену.
Никогда бы не подумал о себе, что он может потеряться в любовном дурмане, что станет мягким и податливым как воск, что перестанет замечать очевидное, будь то хорошее или плохое! Ему повезло, и брак с чужеземкой обернулся для него божьим благословением, но ведь могло быть по-другому!
Бертран продолжал слушать болтовню и с досадой взглянул на всё с другой стороны.
Если Катрин — божий дар, то к ней надо бы относиться с большей бережливостью, чем просто к хозяйке замка! Получается, что она следит не только за благосостоянием Бертрана, но и за его душой! Она наполняет его светом и добром! Во всяком случае, так было до последнего его возвращения домой. Он не понял этого сразу, а когда она своею душою отдалилась от него, отдавая только тело и разум, то ему стало холодно.
От того, до чего он додумался, пронзил страх. Не дьявольское ли это искушение? Бог есть Свет, а не женщина. Бертран вырвался вперёд и пустился вскачь. Не все успели среагировать, и кавалькада растянулась. А сеньор точно так же, как неожиданно понёсся, вдруг сбавил ход и, обернувшись ко всем, прокричал:
— Спите, дохляки?! Неужели неинтересно, какие перемены нас ждут дома?
И вновь разогнал своего коня. Никакие мысли больше не тревожили его. Он будет думать, что Катрин исключение и ничто плохое не имеет к ней отношение!
Возвращение в замок было предвкушающе приятным. Строительство башни росло на глазах. Понятно, что она небольшая и иначе быть не может, но если темп работ не снизится, то остальные пять башен к осени уже будут стоять на своих местах, а потом останется вырыть ров и возвести по холму стены. При деньгах с этим можно управиться за пару лет!
Думать о том, что если затея с кораблём и торговлей не оправдает себя, то строительство затянется на неопределённое время, не хотелось.
Катрин встречала его, выйдя во двор, и улыбалась.
