прямо, да еще при страннике из чужой провинции, он не решался.
— Нужно, — согласилась Рэн. — Только не сейчас, а дня через три-четыре.
За это время не произошло ничего. Только пару раз внизу проползал Великий Червь. Марон уже обращал на него внимание не больше, чем на удещую по дороге машину. Да еще Рэн каждый вечер осторожно, чтобы не видел Лукман. Доставала из тайника в гарде меча сияющий багряным светом рубин — Малое Зеркало — и что-то шептала на эльнарском языке.
На четвертый день, ближе к вечеру, она улучила момент, когда рядом с ними не было никого, и шепнула Марону:
— Равини и Аларон достигли перевала. Завтра с утра идем.
Псевдопристанище
— Хочешь поговорить с Алароном? — Рэн протянула Марону рубин с шестиконечной бледной звездой внутри.
Марон бережно взял камень, но ничего в нем не увидел.
— Да ты смотри как следует. — улыбнулась Рэн. — Вот сюда, в самую середину. И попытайся представить себе Аларона.
— Ого! Смотри, вот он. Только он вроде бы спит.
— А ты его позови.
— Аларон! Эне-гей! Аларон! Ага, он глаза открывает.
— Это значит, что он тебя слышит.
— Аларон, ты меня правда слышишь?
«Слышу, — откликнулся голос. — Марон, это ты?»
— Я! Что там у вас происходит?
«Мы на южном склоне перевала Хайн-Гхой. Видим Червя».
— В Лойском ущелье?
«Да. В Лойском».
— Что вы собираетесь делать?
«Пугнуть его хорошенько. Как вы».
Марон задумался.
— Значит, вы будете его выгонять из Лойского ущелья, а мы — из Гхойского? Так? — спросил он. — Но ведь эта тварь тогда бросится либо на вас, либо на нас!
«А вот тогда и посмотрим, что такое Двое, соединенные узами Предназначения!»
— Ты думаешь?
«Уверен».
Марон молча вернул Рэн Малое Зеркало.
Четверть часа спустя они стояли на невысокой каменной гряде, через которую стекало миллионами прозрачных искрящихся струек чистое горное озеро. Переносящий Путь (так Рэн называла пещеру, войдя в которую, они в тот же миг оказались в Лойском ущелье), был виден отсюда великолепно. Рэн снова извлекла из тайника свой рубин и что-то зашептала. Заглянув через ее плечо, Марон увидел внутри камня смеющееся лицо Равини.
— Он удирает! Удирает! — кричала она.
— Послушай, Рэн… — нерешительно спросил Марон. — Ведь Червь удрал от них так же, как и от нас? Да? Но ведь тогда получается, что они. — он кивнул на пламенеющий багряным огнем кристалл, — что они тоже связаны Предназначением?
— Это так и есть, — ответила Рэн. — Но тихо! Вот он.
Из пещеры показалась плоская голова с алым гребнем.
Марон неловко — левой рукой — обнажил меч и, положив правую на плечо Рэн, отсалютовал противнику.
Червь яростно изогнулся, рванулся назад… Но он был огромен, а пещера — узкая. То есть узкая для него. Ведь василиски, как говорят, растут до самой смерти. А живут они практически вечно, если только их не убить.
Своротить же гранитную глыбу седого Эль-Ната не под силу никому. Даже такой громадине.
Раздался грохот падающих камней… противный хруст ломающихся позвонков… и оглушительный, вбивающий в землю голос — последние слова Великого Червя: «Вот и все. Как хорошо!»
А через мгновение из того отверстия, откуда только что свисала бессильно поникшая гигантская голова, хлынул поток мутной воды.
— Червь мертв! — ликуя, доложил Марон, как только они вновь выбрались на помост с хижиной. И тут же осекся, заметив, что Рэн озабоченно качает головой.
— Все в порядке? — тревожно спросил он.
— Да нет, не совсем, — отозвалась Рэн. — От одной беды ушли, а другую накликали. Вон, смотри. Видишь?
Над мутной водой, продолжавшей грохотать вниз по течению, поднимались тонкие струйки пара, подобные фигурам людей в белых балахонах. Казалось, неприкаянные души всех тех, кого пожрал тысячу раз проклятый Червь, собрались на дне Гхойского ущелья.
Внезапно Марон с пронзительной ясностью понял: это не кажется, это именно так и есть. Лишенные всего, лишенные даже надежды на смерть, они обречены теперь вечно скитаться в этой пропасти и лишь изредка видеть небо и звезды над головой…
— Та-ак, — произнес он упавшим голосом. — И что же теперь делать?
— По-моему, только одно, — ответил Роллон. — Надо разжечь костер, встать всем вокруг него и призвать имя бога смерти.
— А это опасно?
— Да.
Костер разгорался плохо — дрова были сыроватыми. Но в конце концов огонь весело затрещал, взметнулся вверх боевым знаменем и затрепетал на холодном влажном ветру, тянувшем с моря.
Рэн запела. Роллон хлопал в ладоши, отбивая ритм. Марон просто смотрел в огонь и слушал.
Я становлюсь ныне пламени частью. Ты становишься ныне пламени частью. Мы все становимся ныне пламени частью…
И где-то там, между горящих поленьев, пылали города, обагрялись кровью поля, реяли алые стяги над позабытыми полками… И тот, кто завершает Пути и пресекает Судьбу, созерцал все это, исполненный спокойствия и мудрости. Ибо суета не пристала ему, сущему от Начала.
— Айя-а-а!
«Где твое Пристанище?» — прогремело в мозгу Марона.
«Мой дом — моя крепость, и Орден — моя семья!» — мысленно ответил он фразой из произнесенной когда-то клятвы. И в тот же самый миг понял: вопрос был задан всем, и каждый сказал свое.
Авши прянул в сторону и вверх по скале — его дом был здесь. Дубовик нежно обнял Рябинку за плечи. Тиги испуганно жались к Роллону. С отчаянным криком рухнул лицом вниз Лукман.
Неистовый вихрь закружил потерянные души на дне ущелья. Все смешалось перед глазами Марона.
А когда он, шатаясь, поднялся на ноги и огляделся, то увидел, что помост превратился в большой плот, мерно покачивающийся на зеленовато-синих волнах. Но не это потрясло Марона настолько, что он вскрикнул и прижал ладони к глазам. Лукман из Моррата по-прежнему лежал на бревнах лицом вниз, закрывая голову капюшоном плаща. Но пальцы, все еще сжимающие край капюшона, стали черными полуистлевшими костями, как будто Лукман уж несколько столетий принадлежал смерти!
— Вот так, — почти спокойно произнес Роллон, снимая кольцо с руки скелета. — Именно чего-то подобного я и опасался.
Морские рассказы
— Так кто же он был? — спросил Марон.
Ветра не было ни малейшего, лишь небольшие волны слегка покачивали плот. Но Рэн обеспокоенно поглядывала на юг, чуть левее клонящегося к закату солнца, словно высматривала там какие-то невероятные опасности.
— Это кольцо Танцующего с Драконами, — ответил Роллон. — Я могу рассказать о них немало, но не думаю, что это надо делать сейчас. Есть вещи, о которых можно говорить не всегда и не везде.
— Не везде? — недоумевающе переспросил Марон. — А ты, Рэн, что об этом думаешь?
— Я
