— Мира, 49. Уже еду туда.
— Я рядом, сам проверю. А ты сына его проверь.
— Понял.
Максимов нажал на педаль газа и проскочил перекресток на мигающий зеленый под аккомпанемент проклятий остальных водителей.
Марис Болодис проживал в новом многоквартирном комплексе, где помимо простых смертных с удовольствием селились звезды шоу-бизнеса и политики. Шестнадцатиэтажный дом стоял в форме подковы с богатым зелеными насаждениями двором и подземной парковкой. Въезд осуществлялся только по пропускам через КПП. Чтобы не привлекать внимания ЧОПовцев Максимов оставил машину за забором и прошел к подъезду пешком.
Консьерж, эдакий старик-затейник советской закалки, сообщил, что не видел Болодиса уже неделю. Его отсутствие беспокоило консьержа, так как он подрядился за дополнительную плату ухаживать за растениями в его квартире. По его словам Болодис никогда не уезжал более чем на двое суток, не дав указаний в какой пропорции нужно поливать и подкармливать растения из его многочисленной и редкой коллекции. Обычно он оставлял памятку.
— При каких обстоятельствах вы его видели в последний раз?
— Я его и не видел. Он позвонил, попросил сходить в магазин, купить ему продуктов. Я так делаю перед сменой, — как бы оправдался консьерж. — Тем более к нему сын приехал, я думал, они решили застолье устроить. Когда вернулся, Мариса уже не было, как и машины его. Вот я решил, что он отъехал по делам, но он так и не вернулся. Я звонил, но телефон не доступен.
От консьержа пахло хозяйственны мылом.
— С чего ты взял, что он уехал на машине?
— Квартира на сигнализации, там эти, как его, датчики стоят, на движения реагируют. Если бы кто был внутри, сработала бы сирена. Вы думаете, он попал в неприятности? Он никогда не бросал так свои растения, никогда. Я знал, что случилось что-то серьезное.
— Я хочу записи посмотреть, — Максимов указал на камеру видеонаблюдения, направленную на вход под потолком.
Консьерж поежился.
— Они еще не подключены. Дом то новый, все никак до ума не доведут.
— Если ты ходишь, поливаешь цветы, значит, у тебя ключ есть?
— Есть.
Максимов держал удостоверение в руке и свободными пальцы протянул в окошечко.
— Давай ключ.
— Но я не знаю кода сигнализации. Он никогда ей не пользовался.
— Я разберусь.
— Нет, — консьерж подскочил и вышел из каморки. — Я сам открою.
Сигнализация, а точнее звуковая сирена так и не запищала — Максимов выломал пластиковую коробочку, где находился динамик.
В квартире темно, все шторы плотно закрыты.
— Странно, — консьерж с осторожностью заглянул в квартиру. — Марис никогда не закрывал шторы днем. Это вредно для растений.
Внутри стоял кисло-сладкий запах с нотками пыльцы и сырости. На входе в гостиную стояли две полутораметровых пальмы, их ветки были специальным образом подрезаны и связаны, чтобы рост осуществлялся по дуге полукруглой дверной арки.
Максимов мельком прошел все комнаты, чтобы убедиться, что в квартире пусто. Так и оказалось.
— Ты не смей заходить, — сказал он консьержу. — Жди у лифта.
Судя по слою пыли на ручке входной двери, Болодис действительно отсутствовал много дней.
Максимов надел резиновые перчатки и осмотрел полки шкафа в гостиной. В основном они были заставлены многочисленными книгами по естественным наукам и кучей различных сувениров совершенно разной направленности, от индийских фарфоровых слонов до разного рода камней размером от спичечного коробка до кулака. И были это не просто камни, а многослойные земляные отложения. Квартира преданного делу геолога.
От отсутствия света в гостиной многие растения, среди которых большинство Максимов видел впервые в жизни, опустили ветки с лопухами к полу и пожелтели. Консьерж выглядывал из-за двери и охал от их печального вида.
Спальня разделена на две большие ниши, в дальней из которых оборудован кабинет. У гардеробного шкафа стояло вешало для шляп. Каких только экземпляров головных уборов там не было: цилиндр начала века, котелок английского джентльмена, а также современные экземпляры серых и синих оттенков, полосатые и сплошные, и даже шляпа с лентой и бантом вокруг тульи, какую носил Адриано Челентано.
На рабочем столе разбросана куча бумаг, словно кто-то вывалил их из коробки. В углу стола рамка с черно-белой фотографией молодых мужчины и женщины. Максимов повернул фото и прочел на обороте надпись:
«1968. Марис и Людмила в Риге».
Максимов выборочно просмотрел документы. В основном это черновики дипломных и курсовых работ, внутренние документы университета, печатные лекции. Ничего полезного. В верхних ящиках тумбочки он также ничего не обнаружил кроме канцелярского хлама. В нижнем ящике лежал увесистый альбом. В советское время в таких хранилась жизнь нескольких поколений целой семьи.
— Охрана будет с минуты на минуту, — прокричал консьерж из коридора.
Фотографии, справки, обветшавшие свидетельства о рождении, газетные вырезки, детские рисунки: все расположено в строгой последовательности начиная с 1889 года и сопровождалось короткой аннотацией сначала на латышском, а потом на русском. Почерк год от года изменялся, как уходили из жизни бывшие владельцы альбома. Максимов остановился на фотографии, привлекшей особое внимание.
На фото трое мужчин и девушка с рюкзаками выше головы позируют на перроне на фоне приближающегося поезда.
Снизу подпись:
«1972, 18 июля. Красноярск. Володя Чемезов, Владик Матлаков, Марис и Люда Болодис».
Значит Матлаков не соврал. Болодис знал его.
На следующих фото они же позировали по пояс в реке, на следующей с гитарой у костра, Матлаков запевал песню или зевал, Людмила готовила еду в котелке, улыбалась, как любящая жена, улыбается фотографу мужу.
Следующей страницей был вклеенный в альбом широкоформатный конверт. Судя по пожелтевшей бумаге с круговидными пятнами ему много лет. На ощупь внутри какие-то сплетенные сухие ветки и камни.
Остальные страницы альбома оказались пусты, как будто и не было после 1972 года истории семьи Болодис.
В кухне стоял запах гари с привкусом чеснока. На столе валялся набор из металлических пластинок, из них обычно собирают формочки для выплавления изделий из пластика. На полу лежала алюминиевая гофра для вытяжки воздуха, по длине вполне подходившая, чтобы дотянуться от форточки до стола. На формочках остались капли остывшего твердого метала. При всем при этом на кухне идеальная чистота. Посуда вымыта и аккуратно сложена тарелка к тарелке. В кухонном гарнитуре специально сделаны вставки с полочками, на которых стояли горшки с кустарниками и цветами. Все они подсохли, почернели и выглядели хуже сородичей из гостинной..