Напутствованные таким образом, молодые иезуиты разъехались. Кто-то отбыл с миссией в Вест-Индию, Китай и Японию, кого-то направили преподавать в европейские коллегии. Стефанио же, как лучшего ученика, орден оставил в Риме, дав ему должность в Священной конгрегации обрядов и церемоний. Этот орган был частью Папской курии, в его ведение входили вопросы соблюдения литургий и других католических обрядов.
Андреа Кальво, мечтавший поначалу вернуться в графство да Корреджо, чтобы получить там со временем кафедру епископа, попросил разрешения остаться в Риме. Живя мечтой о мести, он хотел быть неподалеку от Стефанио, чтобы затаиться и дождаться момента, когда можно будет нанести удар.
Роберто Беллармино удовлетворил его прошение, и Андреа остался в Григориануме преподавать теологию.
Папская курия со всеми конгрегациями размещалась во дворце на вершине Ватиканского холма. Неподалеку, на склоне, располагались небольшие особняки для служащих, один из которых выделили Стефанио.
Это был чудесный каменный дом с террасой и садом. Стефанио с удовольствием оглядывал комнаты, украшенные и обставленные в новом, недавно зародившемся стиле барокко. Стены пестрили росписью со сценами из жизни знати, потолки и камин украшала лепнина, помпезная мебель с изогнутыми ножками и позолоченными ручками была обтянута яркой парчой, шелком и бархатом. Во всех углах стояли скульптуры и гигантские вазы, а мраморные полы сверкали в лучах солнечного света, струящегося из огромных окон. Столовая была полна изящной посуды, а библиотека — книг, в том числе и довольно редких.
Гуляя в тени олив и апельсиновых деревьев, Стефанио жмурился от яркого солнца, смотрел на дом и вспоминал когда-то прочитанную фразу Цицерона: «Если у тебя есть сад и библиотека, у тебя есть все». И в самом деле, для уюта и счастья не хватало лишь хозяйки.
Едва заселившись, Стефанио тут же вызвал Лукрецию с сыном. Пока они были в дороге, священник отправился к знакомому нотариусу и за немалые деньги уговорил его сделать запись о браке Лукреции с неким дворянином Паоло Риччи из Милана и о рождении от этого брака сына Марио. Поставить такую же отметку в церковной книге согласился отец Бернардо.
За те три недели, которые понадобились Лукреции с малышом, чтобы добраться до Рима, Стефанио весь извелся от нетерпения. Он ходил по пустым комнатам, представляя, как они будут жить здесь все вместе. Тем не менее, встреча оказалась для него неожиданной.
Июньским вечером, вернувшись со службы домой, он увидел в столовой мальчугана лет трех, темноволосого и черноглазого. Не успел Стефанио сообразить, что это его собственный сын, как услышал насмешливый голос Лукреции:
— Дорогой брат!
В письмах они условились, что будут выдавать себя за брата и сестру. Но в ту секунду Стефанио от неожиданности забыл об этом. Он с радостным восторгом смотрел на ту, по которой тосковал все последние годы.
— Лукреция!
Стефанио бросился к ней, но она глазами показала на соседнюю комнату, где в это время прибиралась служанка. Истосковавшимся влюбленным ничего не оставалось, как чинно поприветствовать друг друга.
Материнство изменило Лукрецию. Это была уже не та юная девушка, которую Стефанио провожал в монастырь клариссинок четыре года назад. На лице ее еще не появились морщинки, кожа осталась такой же мягкой и свежей, но что-то неуловимое, какая-то необъяснимая прелесть юности исчезла. И тем не менее это была она — та самая женщина, которую он любил.
Стефанио обернулся к малышу. Тот стоял, накручивая на пальчик кудрявый черный локон, и задумчиво рассматривал незнакомца.
Отец взял его под мышки и поднял перед собой.
— Ну, здравствуй, Марио. Вот мы и свиделись. Какой ты большой!
Безумно хотелось обнять мальчика, прижать к себе, но Стефанио помнил, что необходимо соблюдать осторожность. К счастью, служанка была приходящей. Прибравшись после ужина, она ушла, и влюбленные наконец остались одни.
Они жили в разных комнатах, но ночи неизменно проводили вместе. Однако под утро, до прихода служанки, Лукреция всегда возвращалась в свою спальню, где возле ее постели стояла маленькая кроватка Марио.
Малыша приучили называть отца дядюшкой. Стефанио не предполагал, как больно ему будет слышать такое обращение. Но изменить он ничего не мог и был рад хотя бы тому, что оба — и Лукреция, и Марио — находятся рядом.
Сын рос не по дням, а по часам. К шести годам у него, к огромному удивлению отца, проявились художественные способности и интерес к живописи. Мальчик часами сидел за столом, рисуя пейзажи, портреты и натюрморты.
Стефанио был озадачен. Он прекрасно помнил, как сто лет назад его маленький сын Франсуа увлекался тем же самым.
«Что это, совпадение? Или в моей натуре есть нечто, дающее моим детям любовь к живописи? Какая странная шутка природы».
Он нанял учителей, в том числе и художника, и беззаботное времяпрепровождение сменилось для Марио чередой занятий.
Служа в Священной конгрегации обрядов, Стефанио сблизился со многими влиятельными людьми, в том числе со своим патроном, кардиналом Франческо дель Монте. Тому нравился умный молодой священник, и он не раз приглашал его погостить на свою виллу Мадама вместе с Марио и Лукрецией. Его Преосвященство догадывался, что она скорее жена, чем сестра Стефанио, но, к счастью, ханжество было чуждо кардиналу. С каким удовольствием они гуляли по огромному саду, разбитому вокруг виллы, любуясь белоснежными мраморными скульптурами! Над ними носились стрижи, в воздухе витали ароматы лавра и мирта, и Стефанио чувствовал себя абсолютно счастливым.
Работа по упорядочению католических обрядов казалась священнику нудной и неинтересной. Она не занимала много времени, поэтому оставшуюся часть дня он трудился в архиве Апостольской библиотеки, писал труды по теологии, иногда давал лекции в иезуитских коллегиях. Немало времени посвящал и работе в ордене. В Ватикане были им довольны, и многие с уверенностью говорили, что в будущем он непременно станет кардиналом.
* * *
Весенним вечером 1623 года Стефанио в своем кабинете работал над содержанием очередной проповеди, когда вошла Лукреция.
— Милый, к нам пришел отец Бернардо.
Брови Стефанио поползли вверх. Конечно, иногда он виделся с бывшим наставником, но тот ни разу не приходил к нему домой.
Двумя годами раньше умер Роберто Беллармино, и теперь синьор Вилларди занимал должность вице-ректора Римской коллегии. Он еще больше располнел, на его пухлом лице сияла довольная улыбка.
— Отец Бернардо!
— Дорогой брат, как приятно вас видеть! Надеюсь, вы простите мой неожиданный визит?
— Он подарил мне большую радость, — поклонился Стефанио. — Надеюсь, ничего плохого не случилось?
— Нет-нет, все в порядке. Просто хотелось бы обсудить с вами кое-что.
— Что ж, прошу в мой кабинет.
