– Не тормози.
Его мышцы напряглись, и он снова задвигался, догоняя меня. Я ловила малейшие отголоски наслаждения, но на самом деле… Хотелось, чтоб ему было так же хорошо, как мне. Но… Зная, что гарантированно сводит его с ума, сознательно не сделала. Нельзя… Подумает еще, что одна Маша мистическим образом передала свой опыт другой. Последний рывок, короткий вдох и тихий стон сквозь сжатые губы… Мой… Меня накрыло второй раз лишь от осознания, что он… Он тоже…
Тяжелое тело перекатилось на бок, я еле успела выдернуть из-под него ногу. Потянулась поцеловать… и замерла, услышав размеренное дыхание. Андерсен спал.
Я все сделала правильно. Не только для себя, для него. Ему была нужна эта разрядка, не меньше, чем мне желание снова быть с ним. С моих похорон прошла неделя. Сколько он спал за эти дни, если упал… вот так?
На Земле я удивлялась его выносливости. А он смеялся и твердил, что только старики засыпают сразу после секса. Какой ерунде я тогда придавала значение…
Меня тоже клонило в сон. Хотя бы просто поваляться вот так, рядом с ним пару часов. Но у меня было дело, и я строго напомнила себе о нем. Встала, собрала с пола одежду и скользнула в санотсек. Приведя себя в порядок, и, в последний раз взглянув на спящего мужа, я вышла и сразу завернула к каперангу.
Кейст, набычившись, заблокировал вход и поднялся навстречу:
– Я говорил тебе, чтоб не лезла к Афонасьеву?!
– Да, а что? – ответила я со всей доступной легкомысленностью. – Когда начинается его вахта?
– Не важно, – неожиданно спокойно ответил каперанг. – Пусть спит, я подменю.
– Спасибо, вы… очень хороший человек, капитан Кейст.
И мне было плевать, что он секретчик.
– Ты тоже… неплохая, хоть и бываешь бестолкова без меры. Чего хотела-то?
– Уже ничего, – ответила я.
– Ну… тогда не держу.
Он разблокировал для меня дверь, и, выходя, я услышала ворчливое: «Жена бы о нем так заботилась… Девка посторонняя, а вот же…». Не слишком приятно, но… в чем-то каперанг был прав.
Я и при Андрее частенько думала о работе, а уж без него… Вообще обо всем забывала. Буду исправляться. И прежде всего… Расскажу ему о том, что поняла не так давно.
Вот только… В наше время сделать информацию действительно конфиденциальной не так-то и просто. Тотальный контроль ИИ, внешние и внутренние камеры, запись разговоров по визорам, глобальная сеть… Вот тут я и оценила ретро-способ секретчиков – бумагу и… ручку. Уничтожить такой документ проще простого, а отследить – почти невозможно. Если не знать, то невозможно вообще.
Но где на корабле я найду столь невостребованные в современности вещи? Почему-то сразу подумалось о Юджине – возможно, что бумага используется для каких-то целей в медотсеке? В медотсеке обретался теперь Комаровски. Хмурый Плеве следил, как верная Леночка кормит своего ненаглядного через поильник.
– Ой, Маша! Оказывается, Влад упал и сломал себе челюсть, это так ужасно…
Да-да, падение с высоты собственного роста с ударом о локальную поверхность тяжелого тупого предмета.
– Ужасно, – вынужденно согласилась я, – но ведь Юджин что-то придумает, верно, Юджин? Влад сможет участвовать в экспедиции?
– А как же, – проворчал тот, – выдам тебе все лекарства, и – сможет как миленький!
– Почему ей? – насупилась Лена.
– Потому что, – отрезал Юджин.
– Я же отучилась на курсах первой помощи, – похлопала ресницами я. – А ты? Нет? Ну, вот видишь… Но ты ведь будешь мне помогать?
Лена с энтузиазмом закивала, а Юджин быстро подхватил меня под локоть и вывел в коннектор.
– Правда, что ли, отучилась? – спросил он.
А то! Конечно, давно это было… Но было же!
– Хорошо. Примерную схему я разработал, до высадки еще понаблюдаю, если что – откорректируешь сама.
– Юджин, у тебя нет бумаги?
– Чего? Слушай, иди отсюда, не морочь мне голову, я и так от этой парочки ненормальных скоро сам свихнусь!
Он от парочки. За неполные сутки. А у меня их – четырнадцать голов, ну, если уж окончательно переходить на аграрные термины. И стандартный месяц на чужой планете. Ладно, где наша не пропадала…
А пока… Мне нужна бумага! Я вернулась в пассажирский отсек и начала методичные расспросы. Юлька постучала пальцем по моему… Машиному лбу и с сомнением обещала спросить у Двинятина. Таня посмотрела с удивлением и стала выяснять, правда ли Комаровски упал и сломал челюсть. Впрочем, все остальные задавали мне тот же вопрос, едва я открывала дверь. Правда, ребят-музыкантов больше волновало, что на какое-то время их гитарист выпадает из творческого процесса. Солнце, Ю и Тхао сразу забыли о моем присутствии, у них решался вопрос… о каком-то там проигрыше… Надеюсь, не в тотализаторе.
Дегри распирало любопытство иного рода. Он сразу сообразил, что сломать челюсть можно только с чьей-то посильной помощью, а так как в центре всех последних событий была я, то и Владис выбыл из строя из-за меня.
– Это твой парень, Мари?
– Надеюсь, ты ни с кем не успел поделиться своими выводами? А то смотри, присоединишься в медотсеке к Комаровски, – предупредила я.
Но на самом деле с гордостью ответила бы «да», вот только он не парень. Он мой муж. И я должна ему, по меньшей мере… Одно признание.
Поиски продолжались, но пока были тщетными… Климов презрительно процедил:
– Бу-ма-га? Маш, ты какая-то… странная.
Анастази и Лайза, мне кажется, вообще не поняли, о чем речь.
И я пошла приставать к Двинятину.
– Мария, не знаю, чем помочь, – развел руками он. – В экспедицию мы точно ничего похожего не брали…
Оставалось только одно – опять идти на поклон к Кейсту. И не факт, что у него эта самая бумага найдется… Я слегка приуныла. К тому же хотелось есть и спать… Словом, отвлеклась на нужды тела, ничем иным я не могу объяснить то, что едва не налетела в пустом коннекторе на Сетмауэра.
– Маша, я слышал, тебе нужна бумага? Вот, возьми… Я записываю на ней… Неважно, возьми.
Я с недоверием уставилась на парня, протягивающего мне белый лист формата стандартного визора:
– Может, у тебя и ручка есть?
– Есть. Ты же ее вернешь?
– Сразу же!
Я схватила у него ручку, чистый белый лист и заорала на весь отсек:
– Кир! Ты лучший, я тебя обожаю!
Получилось немного хрипло… Все же вчера меня душили, сегодня я… А впрочем, кому какое дело? На радостях я еще и чмокнула его в щеку, развернулась и на крейсерской скорости ворвалась в каюту. Куда только делись голод и усталость?
И что, казалось бы, сложного в том, чтобы написать собственному мужу пару теплых строк? Так нет же… Я вся извелась, помня о том, что стереть надпись на бумаге невозможно. Это вам не стандартный носитель… А лист у меня был только один… Я даже посочувствовала всем подследственным, дающим признательные показания… Ну, почти всем. Некоторые говорили просто: «Ты опер, ты и пиши».
