Конечно, Комаровски выдал все свои «зелья». Некоторые были в шприц-капельницах, некоторые – в аэрозольных флаконах. Дозы подбирал уже Юджин, тестируя эффект на самом изобретателе. А я ушла в каюту. Спать.
Все-таки отдыхать иногда надо, а до Мьенга всего сутки. Я даже Юльке записку на визоре оставила, чтоб не будила. Не тут-то было. Поспать удалось каких-то четыре часа. Сначала пришел Двинятин, мол, его ко мне отправил Кейст. Юлька – и та объявилась позже! Рассказала ему вкратце, что к чему. Потом прибежала Лена с вопросом, где ее ненаглядный Владис. Почему ко мне? Интуиция? А может, она просто знала, что Комаровски будет ставить опыты на Маше? И в лоб не спросишь…
Отговорилась тем, что не знаю, и всю ночь провела с Солнцем. Теперь отловить бы Солнце и предупредить… Хотя это тебе, Маша, не Дегри, готовый подхватить игру с полуслова. Надоело. Как мне все надоело! И ведь еще целый месяц пасти этот детсад на лоне девственно чистой природы Мьенга.
Выпроводила Лену, пришел вызов в капитанский отсек. Проскурин хотел меня видеть. Или, скорее, Бьорг желал, чтобы я отчиталась лично ему. Отчиталась. Выслушала порцию похвалы и строгое внушение, чтобы впредь была осторожней. Поинтересовалась, как дела у тела. Оказалось, что Маша дала показания, и теперь у секретчиков есть превосходный повод не выпустить Комаровски из своих загребущих рук. Но я все равно не отступлюсь. Я обещала, и на психокоррекцию его доставлю.
Ну… а потом я шла обратно через отсек экипажа. И случайно столкнулась с мужем. Точнее, с закрывающейся дверью его каюты. И что меня дернуло скользнуть в исчезающую щель? Уж точно, не благоразумие.
Каюта была достаточно большой, почти как наша стандартная двухместка, отделка и мебель, как и везде на сэзэ, строго функциональны и безлики, что называется, все оттенки серого. Я бездумно пошарила взглядом по стенам в поиске чего-то индивидуального, принадлежащего только мужу – безрезультатно.
– Мелкая? Что тебе? – с какой-то неприязнью спросил Андерсен.
Он стоял у койки, освещение было притушено, и я подумала, что если подойду, то точно увижу… Как радужка сливается со зрачком.
– Я хотела сказать… Спасибо, Андрей.
– Сказала? А теперь иди.
Да… Я понимаю, он устал. Я тоже устала. И, в конце концов, чуть не умерла! Могу я сделать то, о чем так сожалела на пороге небытия? И я шагнула вперед.
– У тебя такие необычные глаза… Можно мне… Просто, когда я думала, что умру, я вспомнила… О твоих глазах.
Он удивился. Нет, правда, я помнила это выражение его лица и чуть не ляпнула: «О, как тогда, в Тристре!». Вместо этого у меня вырвалось:
– Ненавижу секретчиков…
– Я тоже, – сказал он, отводя взгляд. – Ладно, садись. Ела?
– Не хочется…
Он не ответил, просто вытащил из личного холодильника тарелку и поставил передо мной. Посмотрел так требовательно, что я… Взяла ложку и стала есть.
– В чем душа держится… – вполголоса проворчал Андерсен, – как тебя только на службу взяли…
– У меня… отец на Мьенге… пропал. Сама вызвалась, – ответила я.
В отношении Маши это же правда.
– Эх, и дура… малолетняя… – протянул муж. – Как же ты… Ты ж не умеешь ничего! Машка, ведь…
– Умею, – возразила я. – Теоретически…
– Да у меня жена была… Знаешь, какая? Умная, с опытом, шестнадцать лет службы в УВБЗ, и ту… Отравили. Ты ж цыпленок против нее, а все туда же… – сказал он с горечью.
Хотелось сказать, что жива… Что это я… Так ведь не поверит.
– Я… сочувствую. Очень. Ты из-за этого сам не свой?
– Мы… с ней… полгода не виделись. А потом мне сообщили, что погибла. На посту. И героически. И похороны уже завтра. Я не хочу, чтоб с тобой случилось так же! – рявкнул он мне прямо в лицо.
Хорошо, что уже убрала тарелку в утилизатор…
– Ты… любил ее? – спросила я с нехорошим любопытством.
– Любил? Не знаю… – честно ответил он. – Просто без нее мне… Не знаю.
И замолчал. Может, зря я тогда выбрала работу? Или надо было пройти через все это, чтобы понять… И я обещала себе, что обязательно… Обязательно – выживу или нет – он узнает, как мне дорог.
– Я… Думаю, ей было бы приятно.
– Ей уже никогда не будет приятно! Вообще никак не будет!!!
Андерсен вскочил и стал расхаживать туда – сюда. Теперь я видела, что он не просто зол, он – в бешенстве. И что сказать, как успокоить – не знала. А его словно прорвало:
– Убийцу даже не ищут! С начальничком ее говорил, так он на секретчиков ссылается. Не велено, мол, дело под контролем секретной службы! Прихожу после похорон домой, а там встречают. И ласково так – вали отсюда, твой отпуск закончен!
Гады. Ну, чего-то такого и следовало ожидать, но чтоб так…
– Угрожали?
– Что ты. Предупреждали, чтоб в дела покойной супруги не лез, а ее… и хоронили в закрытом гробу… – он сел рядом со мной, откинулся к стенке и прикрыл глаза.
– Андрей…
Если б я знала, что будет так тяжело.
– Ты понимаешь, что и с тобой может быть так же? – спросил он устало.
Еще как понимаю… Здесь, на корабле, у меня, оказывается, был тот, кто прикрывал мне спину, пока я с удивлявшей меня теперь беспечностью устраивала ловлю на живца. Там, на АстразетаРай… Я останусь одна. С противником, не в пример серьезней задержавшегося в детстве гения… С неизвестностью.
И, возможно, я никогда больше… Ей-ё, да что со мной такое?! Хватит рассуждать, он нужен мне, и прямо сейчас.
– Андрей, посмотри на меня.
– Даже не думай, – ответил он, не открывая глаз.
– Не думать – о чем? – спросила я с ехидцей.
– Мелкая… – начал он угрожающе.
А я повернулась и положила руку ему на грудь. Сердце билось размеренно и гулко. Это даже хорошо, что Машка не привлекает его так… как я. Здесь и сейчас. Второй рукой провела по небритой щеке. Он поймал ладонь возле самого уголка губ.
– Зачем?
– На тот случай, если не вернусь, – честно ответила я.
– Только попробуй! – рявкнул он, резким движением подминая под себя.
Его глаза оказались так близко, что я смогла рассмотреть и зрачок, и черешневую радужку… И поняла, что опять теряю связь с реальностью. Мне было все равно, что щетина колется и царапает нежную Машину кожу. Все равно, что Андерсен не был нежен. Мне не были нужны его ласки. Нужен был он, весь, целиком и без остатка.
Комбез полетел на пол, белье следом, и прижавшись к нему всем не своим телом, я даже застонала… Все было… правдой, все – по настоящему, я жива, а он… Он – мой мужчина. И когда я, наконец, получила его, не успев даже толком насытиться вкусом последнего поцелуя, не удержалась. Вцепилась руками в плечи, обхватила ногами и кричала. Громко и от каждого движения. Подаваясь навстречу изо всех сил. Ускоряясь вместе с ним, сбивая дыхание вместе с ним, снова чувствуя невероятно-сладкое напряжение, прошивающее каждый нерв. Когда взрыв сверхновой потряс мою вселенную, показалось, что Андерсен остановился. Я открыла глаза, перед которыми еще плавали цветные круги, и хрипло прошептала:
